«У меня есть персиковый мальчик»: история омского педиатра, возглавившего отделение после вуза

27-летняя Наталья Мороз работает участковым терапевтом в детской поликлинике № 6. На ее участке 900 детей. Она пытается запомнить каждого по характеру, оригинальным ботинкам или цвету волос. О том, какие новогодние подарки девушка вручала своим пациентам, как она возглавила отделение и почему ей приходится писать жалобы на некоторых родителей — в рубрике «Ангелы в белых халатах».

«Ни за что не буду работать педиатром»

— Когда мне было 15 лет, я сильно заболела. Я жила в районе, и меня положили в Исилькульскую ЦРБ. Меня там долго лечили, но не могли понять, что происходит. В итоге в один из «прекрасных» дней у меня случилась нежелательная реакция на лекарственные средства — начались судороги. Меня отправили обследоваться в детскую областную больницу, и там первый раз в жизни я увидела ребенка с детским церебральным параличом. Была возможность пообщаться, я взяла его на руки. Так получилось, что я никогда не видела таких детей. Мне показалось, что малыш особенный, другой и, наверное, под этим впечатлением решила для себя, что буду лечить детей. Когда заканчивала школу, то сказала родителям четко: «Буду поступать в медицинский вуз, а если не поступлю, учиться вообще не буду». Но я не поступила на бюджет, и пришлось идти в медколледж. Его я окончила с красным дипломом, а уже после него осуществила мечту и пошла на педиатрический факультет в 2014 году в ОмГМУ. Получается, что училась я 9 лет.

Все эти годы я подрабатывала в стационаре неотложки в приемном отделении больницы имени Кабанова. После учебы ночью дежурила. Сначала я там санитарила, потом работала лаборантом. У меня какое-то время была идея фикс — устроиться туда врачом, ведь столько лет я работала со взрослыми пациентами. Бывали такие ситуации, когда на занятиях по педиатрии преподаватель мне мог сказать: «У меня такое ощущение, что ты с лечебного факультета и просто зашла к нам». Например, разговариваем на определенную тему, и у меня в голове выстраивается взрослый пациент, и я в его отношении прогнозирую и пытаюсь подобрать лечение. И это меня сильно тормозило.

На протяжении всех 6 лет обучения в университете я всем говорила, что педиатром работать не буду ни за что. Но, несмотря на это, после того как получила диплом в июле 2020 года, получилось так, что я устроилась в детскую поликлинику № 6 участковым врачом.

Молодой руководитель

— Педиатрия мне понравилась. Я оказываю неотложную помощь, если родители вызывают на дом, плюс веду консультативный прием в поликлинике. После 1,5 месяца моей работы руководство решило, что молодые кадры нужно привлекать к административной деятельности. Так меня взяли на ставку временно исполняющей обязанности заведующей отделением. Страшно было брать ответственность, да и я сама была удивлена. С другой стороны, это доверие и большая возможность попробовать себя в качестве руководителя. Еще я параллельно учусь в ординатуре по детской хирургии. В свободное время дежурю в детской городской больнице № 3 как детский хирург, набираюсь опыта. Где-то дают работать руками, где-то — ассистировать.

«Смотри, какие у меня новые ботинки!»

— В моей работе важно найти контакт с ребенком. Индивидуально к каждому пытаешься его подобрать — они же всего боятся. Когда фонендоскоп видят, сразу паника и слезы: «Что это ко мне прикасается?» Иногда говоришь: «Я маму послушаю, а потом и тебя». Они уже знают, как подышать, как ежик, или сделать, как бегемотики — это значит широко раскрыть рот.

У меня есть ксерокопии раскрасок. Пока мама, например, пишет согласие на прививку, дети рисуют. А перед Новым годом я нашла в интернете образец диплома «За храбрость и отвагу, проявленную на приеме у врача, и за то, что не плакал», распечатала несколько, поставила печать поликлиники и свою, купила шоколад — я знаю кому можно сладкое, а кому нет, и всем вручаю. И они счастливые уходят. Мне часто дети дарят рисунки, я забираю их домой.

Есть у меня на участке дети с хроническими болезнями, с онкологией, такие, кто долго боролся с лейкозом. Они более серьезные. Всегда всё про себя знают: когда сдавали анализы, когда были на консультации и у какого врача. У нас по закону можно с 15 лет ребенка принимать без родителя, а они иногда одни приходят. Например, из ряда вон выходящий случай. Есть ребенок, ему 12, но он взрослый и самостоятельный. Он сам записывается на прием в поликлинику, приходит один, может потребовать в регистратуре медицинскую карту и прийти ко мне. Это систематически происходит. Я его отправляю за родителями, а он выходит в коридор, думает, а потом возвращается: «Что, по-вашему, я просто так пришел сюда?» Он решил, что будет на рукопашный бой ходить, и просит справку. Им родные особо не занимаются.

Когда малышам месяцев 9–10, они так пристально смотрят, рассматривают новое лицо и часто переводят взгляд от меня на маму, потом снова на меня. Мне всегда кажется, что так они ищут одобрения в глазах родителя, мол, «всё нормально». Недавно ребенок зашел, вручил мне магнитик с бычком и сказал: «Это вам, медсестра!» Некоторые с порога хвастаются: «Смотри, какие у меня новые ботинки!» Причем я их вижу уже в третий раз (смеется). А еще у меня есть персиковый мальчик. Я его так называю, потому что у него необычайного цвета волосы. На участке у меня их 900, и нужно их как-то запомнить, чтобы систематизировать работу. Например, у меня есть подросток в ярко-желтых кроссовках. Я не запомнила его имя, но когда пришла в дом, на пороге увидела его необычную обувь и сразу поняла, к кому пришла.

Тётя в противочумном костюме

— Если на нашем участке есть дети, контактные по коронавирусу, и родители находятся на лечении дома, то я надеваю противочумный костюм и приезжаю к ним, наблюдаю в течение 14 дней. Чаще всего звоню взрослым и спрашиваю, есть ли жалобы. Если, например, появилась температура у малыша, снова иду к ним. Маленькие дети чаще всего только контактные. Если в течение двух недель ничего не выявилось, родители сдали мазок и он отрицательный, то ребенка мы и не трогаем. С подростками сложнее, они болеют с потерей запаха или вкуса. Маленькие пугаются такого врача-космонавта, убегают и прячутся. Ты уже им не улыбнешься через маску, не поиграешь — тяжело дышать. Особенно летом: если где-то чуть-чуть герметичность нарушилась, сразу запотевают очки, и у тебя задача-минимум — быстро посмотреть и уйти. Когда выходишь, всё снимаешь, то вода бежит по лицу. Летом было много таких вызовов.

— Всегда есть родители-паникеры или с гиперопекой. Например, прыщик соскочил у ребенка, они сразу бегут к врачу. Есть, наоборот, такие мамы и папы, которые недооценивают важность тех или иных событий. Я им даю рекомендацию о госпитализации в стационар, а они отказываются, не прислушиваются к советам. Сейчас еще наслаивается «корона». Чаще всего это происходит потому, что они боятся ехать в стационар, что ребенок заболеет или подхватит еще что-либо. Вообще, я к родителям могу найти подход. Так же и в лечении. Если вижу, что мама — сторонник всего натурального с использованием максимально легких средств, зачем я буду ей назначать какой-то сильный препарат, если знаю, что она не будет его покупать? Я, конечно, порекомендую ей его и скажу, что эффект от лечения будет быстрее, но если у нее другое в этом направлении мнение, то я пытаюсь под это подстроиться.

Часто проблемы возникают с вакцинацией. Когда ты знаешь, что семья не особо благополучная и у ребенка есть риск заразиться тем же туберкулезом. И они не из-за своего высокого соображения отказываются от прививок. Просто не являются на приемы. С такими тяжело работать, потому что понимаешь, что малыш недосмотренный и находится в группе риска. Приходится через главного врача писать докладные на родителей и в соцслужбы. Когда они все-таки являются на прием, объясняешь им важность процедуры, пытаешься аргументировать какими-то юридическими моментами. До кого-то доходит, стоит поругаться или написать докладную. Вообще, если что-то случается, я всегда открыта. Мне не трудно ответить на звонок от родителей даже вечером.

Папы — это отдельная история. Приходят на прием за справкой. Спрашиваешь у отца: «А какой детский сад?» А он смотрит на ребенка и у него переспрашивает: «А какой у тебя детсад?» И дети потом долго смеются над папами.

Муж-медик

— С мужем я познакомилась в университете на первом курсе. Он видел меня один раз, а потом я уехала в Москву на конференцию. Мы переписывались, а когда вернулась, встретил на вокзале с цветами. После месяца нашей дружбы он сделал мне предложение. Ну как сделал? Поставил перед фактом (смеется). Положил на стол коробочку с кольцом и сказал: «Будешь носить — значит да, если нет, то не судьба». Мы уже поженились, а он у себя на полках нашел газету «За медицинские кадры», а там моя фотография на первой странице — я на одной из конференций заняла первое место. И он говорит: «Как такое может быть, что у меня завалялась именно эта газета с твоей фотографией?»

Он невролог, врач спортивной медицины. Занимается реабилитацией, рефлексотерапевт, остеопат. Учился в Израиле год назад. Работает в частных организациях. Дома часто говорим на медицинские темы. Когда чувствуем, что перебор, тогда он говорит: «Давай только не про поликлинику». А еще он часто шутит, что я принесла ему педиатрические сопли из больницы.

Спасение хомяка Хомчи

— Нам с мужем нравится активный отдых. Для нас нет проблем из поселка Светлого, где мы живем, на велосипеде доехать до «Зеленого острова» и к ночи вернуться домой. За раз 40 км минимум наворачиваем. Уставшие, но довольные. Любим походы, пикники. Рядом с домом лес. Летом я венки плету, ягоды собираем.

Еще мы любим животных. У нас есть кошка, рыбки. Был хомяк Хомча. Они недолго живут, 3 года максимум. Мы его лечили. У него была хроническая сердечная недостаточность — тяжелое дыхание, он стал посвистывать, и тогда мы начали делать ему ингаляции. Он нюхал пар, и ему становилось легче. Так 6–7 месяцев мы хомяка «протянули».