50 лет за фотоаппаратом: история страны сквозь объектив одного фотографа

Владимир Кудринский — один из самых узнаваемых фотографов Омска. Фотографии он отдал уже более полувека. Первые снимки будущий руководитель омского отделения Союза фотохудожников делал ещё на деревянный фотоаппарат без автоматического затвора, с объектива которого приходилось вручную снимать крышку. Владимир Фёдорович рассказал NGS55.RU свою историю и показал снимки, в которых отразилась жизнь простых советских людей.

«Ты лучше пой, а мы будем работать»

Я родился в 47-м в селе Степное. Когда в 62-м году приехал в Омск, все училища уже набрали студентов, некуда было деваться, и я поступил в училище от 5-го Треста на арматурщика-бетонщика. Когда поступал, я даже не знал, что это такое. Но там был очень хороший хор, и я в нём стал солистом. После окончания естественно устроился на работу, на пятый этаж поднимал носилки с бетоном, но мне ребята всё говорили: «Ты лучше пой, а мы будем работать».

У меня была артистическая натура, даже стройку я видел по-другому: пропарочные ямы под горящими ночными звёздами дышат вот этим паром, для меня это как спектакль. В итоге я ушёл из строительства и стал петь.

Потом меня забрали в армию, я попал в ансамбль песни и пляски. Нас послали в Норильск, и там я служил и пел три года, а когда вернулся, сразу поступил в ансамбль Михаила Судата.

Путь в фотографы

Однажды Михаил попросил меня найти фотографа для съёмки нашего коллектива. Я познакомился, пригласил человека, он всё сфотографировал и как обычно тянул-тянул. Я пошёл в фотостудию: «Слушай, надо всё-таки сделать фотографии» — «Да всё некогда».

Я вытаскиваю бутылку коньяка, выпили с ним. Он под это дело завёл меня в лабораторию и говорит: «Давай отпечатаем сразу». И я увидел этот фотографический мир, печать снимков, как из листочка рождается изображение, и меня это, конечно, заворожило.

Я начал с ним дружить, окончил курсы по фото при службе быта и остался у него практиковать.

Поначалу я работал с деревянной камерой с колпачком ещё, без затвора. После прохождения практики меня перевели в фотостудию «Современник» на Масленникова. Я там работал в детском зале, а рядом, в павильоне художественной фотографии, работал Лёня Задов. Он сам ретушировал, проявлял, а я, как полагается, бегал за водкой. Потом я ушёл из службы быта преподавать пацанам в клубе юных техников и заодно работал фотокорреспондентом в местной газете.

Директор клуба была знакома с фотографом «Горпроекта» Михаилом Фрумгарцем. Она рассказала ему обо мне. Я с таким волнением пришёл, он посмотрел мои снимки, говорит: «Да, в общем, давай заниматься». У нас был очень хороший городской фотоклуб, где собирались маститые фотографы, и меня приняли в него. И мир фотографический меня захлестнул.

От фотоклуба мы стали посылать работы в разные страны на выставки. У меня в Румынию прошли две фотографии, в Германию несколько работ, во Францию. Тогда проводилось много конкурсов по всему миру. Сейчас тоже проводят конкурсы, но чтобы в них поучаствовать, надо платить, а тогда не платили.

Параллельно я пел. Как раз создали вокально-инструментальный ансамбль строителей — «ВИАС-70», и я туда попал. Это профессиональный ансамбль, нам платили зарплату, но по документам мы числились кто как штукатур-маляр, кто как сварщик.

Путешествия по Союзу

В 73-м году меня приняли в Союз журналистов. А в 74-м году я уехал жить в Братск. Я там год пожил, сделал выставку, концерт. Правда, на меня начали косо смотреть коллеги: какой-то выскочка приехал и сразу сделал выставку, поёт и так далее, необычно для них.

Там, в Братске, я познакомился с человеком, а он уехал на строительство атомной станции под Смоленском. И он мне сделал вызов. Я приехал, посмотрел, городишко небольшой, но очень симпатичный, искусственное море, природа, руководитель приятный, мы с ним сразу сошлись. Он мне говорит: «Мы вот дом сдали, выбирай себе квартиру». Я выбрал трёхкомнатную квартиру на третьем этаже с видом на море, и мы с семьёй переехали в Десногорск.

Но журналисты не зря писали в газетах, что Кудринский человек большого города. Маленький городишко сначала подкупает, потому что пейзаж, но проходит год, два, и уже скукота. То в шахматы играли, то выпивали, всё одно и то же.

И я сделал обмен. В 83-м году переехал обратно в Омск. Устроился в Дом художественной самодеятельности, организовал фотостудию при Союзе журналистов. Кроме этого, я вошёл в ансамбль Сибзавода «Вдохновение». Мы часто уезжали с концертами в разные страны: Болгария, Румыния, Югославия. Потом нас послали на БАМ, я поехал как солист и как фотокор от ЦК комсомола.

Вернулся в Омск, а секретарь Союза журналистов говорит: «Ты нас не устраиваешь, всё на гастролях, на гастролях, а надо работать». И меня попросили уволиться.

Я ушёл в свою родную службу быта и работал в Чкаловском посёлке. И тут я становлюсь участником всесоюзной выставки в Манеже в Москве и получаю первый приз за фотографию «Хатынь».

После «Хатыни»

Директор службы быта сказала: «Володя, выбирай любую фотостудию, мы её закрываем, переделаешь её, как тебе угодно». И вот я ходил по студиям, выбирал, а мои коллеги по службе быта ошарашены, они уже в курсе: если я приду, выберу их студию, значит их переводят в другие. Я пришёл туда, сюда, потом в «Современник», в котором начинал работать. Пришёл, мне понравилась, около тысячи квадратных метров. Директор говорит: «Всё, закрываем».

Выделили мне деньги, но тогда, в середине 80-х, была проблема с краской, с наймом бригады. А я снимал этапы строительства и открытие органного зала, сделал очень красивый альбомчик и подарил руководителю «ОмскСтройТреста». Ему так понравилось. Я ему говорю: «Слушай, мне нужна бригада, краска — деньги на это есть» — «Всё, я сделаю». Он выделяет мне бригаду, краску, и я начинаю строительство. Выстроил три съёмочных зала, большие холлы, выставочный зал, фотомузей, кабинет для себя, помещение для ретушёров, столярную мастерскую, посадил художника.

Мне всё это утвердили, зарплата у сотрудников идёт, но изначально был такой разговор, что эта студия будет без плана, специализироваться на повышении квалификации фотографов из сельской местности. Предполагалось, что мы будем работать и как фотостудия, но сколько сделали, столько сделали. Проходит какое-то время, нам раз — 20 тысяч план. Я еду к директору, она мне: «Владимир Фёдорович, это областное руководство распорядилось так». Я начал конфликтовать, и на этом конфликте меня, конечно, не увольняли, но я уехал в Тюмень.

Ещё после «Хатыни» меня начали приглашать директора служб быта со всего Союза: Рига, Москва, квартира, студия. Но я поставил условие: перееду, если вы забронируете мне квартиру в Омске. А бронировали только северные города, и мне пришли два вызова: с Бодайбо (это золотой прииск под Иркутском) и Тюмени. Ну я думаю, Тюмень рядом, и уехал в Нефтеюганск.

В 85-м я забрал друга из Москвы, и мы переехали в Нефтеюганск, открыли там студию, сделали освещение, три съёмочных зоны. Работаем, год проходит, ему не дают квартиру, а он всё это время жил в моей квартире, а я с женой в маленькой комнате.

Однажды работаю у себя в лаборатории, ко мне кассирша заходит и говорит: «Владимир Фёдорович, там министр Советского Союза приехал, приглашает вас» — «Ну что вы, шутите?». Выхожу из лаборатории, у меня фартук как у кузнеца, смотрю, а тут люди с райкома партии, министр, всё это. И он у меня спрашивает: «Как вы живёте, как зарплата? А это ваши фотографии?» — «Да мои, на зарплату не жалуюсь» — «А квартирный вопрос?» — «Квартирный вопрос плохо, мы ютимся в двухкомнатной квартире» — «А вы поедете на остров Шпицберген? Там квартира, машина, студия, аппаратура, всё будет» — «Я согласен» — «Всё, ждите вызов». Попрощались, через два дня меня вызывают в райком партии: «Владимир Фёдорович, вот у нас тут две квартиры — посмотрите». Я выбрал, меня быстро оформили, а вызов на Шпицберген я не получил, потому что они всё это спрятали.

Проходит два года, я тоскую по Омску, ностальгия такая, не могу без Омска. Приеду в Омск, правильно говорят: дома и стены греют. Я три года там прожил и решил уехать. Мне директор говорит: «Как? У вас квартира, всё, люди стоят по 15–20 лет» — «Не могу я без Омска». В общем, я вернулся в Омск, бросил квартиру, студию, своих друзей и куда? Опять в службу быта.

Последнее возвращение в Омск

Я вернулся, мне дали студию на Карла Либкнехта. А тут перестройка, завертелось, закрутилось и в конце-концов получилось так, что лабораторию я у себя дома сделал. Метровые ванны поставил и так далее и стал свободным фотохудожником.

И уже в 91-м году у меня вышел первый альбом. Я пришёл к одному издателю, он говорит: «Да ты что, откуда мы деньги найдём?» — «Я найду». А старые сборники печатались благодаря «серебряным страницам», на которых рассказывалось о людях, поддерживавших этот проект. И я нашёл спонсоров, мы издали альбом тиражом 17 тысяч. Огромный тираж, конечно. И пошло-поехало, второй, третий, сейчас уже 30 альбомов выпущено.

Последний альбом, по сути дела, случайно вышел. На мои 70 лет девочка Оля, дизайнер в библиотеке имени Пушкина, скачала с сайта «Расфокус» мои фотографии, которые ей понравились, сделала дизайн и подарила мне. Я вообще был ошарашен. А у меня сразу идея — издать. Я с мэром Оксаной Фадиной встретился, она говорит: «Денег у нас нет». Потом встретил Буркова, тот сказал, что надо подумать. А тут его инаугурация, а ему нечего дарить. Звонок мне: «Владимир Фёдорович, выручай. Сделаем сначала сто альбомов клеёных, а потом уже тираж типографский». Сделали тираж 1700 штук, только для подарков. Через пять месяцев он закончился.

Взгляд сквозь эпоху

Вообще, мы раньше снимали большинство портретов: ветеранов войны, труда. Работали над выставками. Теперь портреты мало снимают. Сейчас, когда мы издавали эти альбомы, нужна была архитектура, пейзажи, а человек, он как бы за бортом уже. Но как говорят, кто платит, тот заказывает музыку. Хотя в последнем альбоме для инаугурации Буркова сделали раздел с портретами.

Вообще раньше было больше душевности, контакт был, человечность. А сейчас какая-то нервозность, недоверие человека к человеку. Это чувствуется. Раньше человек как-то боялся, что может обидеть другого, сейчас такого нет.