«Разведешься, я тебя поймаю, убью!»: одна ночь дежурства с патрульными полицейскими в Омске

Сегодня, 2 сентября, в России отмечают столетие образования патрульно-постовой службы. По всей стране в кабинетах, актовых и конференц-залах звучат торжественные речи, полицейские поздравляют друг друга, а кого-то дома даже ждет праздничный ужин. Правда, есть и «невезунчики», которые в свой праздник выйдут на улицы нашего города, чтобы выполнять ежедневные и, кстати, не самые рутинные обязанности. Вместо стандартных поздравлений корреспондент NGS55.RU рассказывает о важной и сложной работе патрульных. Ирина Чернышева до двух часов ночи продежурила с сотрудниками ППС и внимательно рассмотрела их привычных «клиентов» в виде алкоголиков, дебоширов и скандалящих супругов.

— Какую окраину выбираете? Амур? Чкаловск? — спросил у меня Юрий из пресс-службы полиции.

Без раздумий я выбрала Чкаловский поселок. Мне он отлично знаком, потому что до 18 лет я жила в Кордном поселке. И как раз мои родные края являются частью патрульного маршрута.

Уже на следующий день я приехала к окончанию развода к нужному отделу полиции. Здесь мы и знакомимся с Владиславом, Евгением и Павлом — патрульными, с которыми мне предстоит провести несколько часов. По сути, сегодня я подшефная именно Влада — обаятельного, но неулыбчивого мужчины. Впрочем, эта суровость больше результат службы в любых правоохранительных органах. Уже через полчаса мы были в Чкаловском поселке.

— Вам надо было приходить вчера. До 6 утра вызов за вызовом, там было что посмотреть, — не стал обнадеживать меня Владислав.

Я уверена, что Влад просто недооценивает, какими любопытными могут быть привычные для него случаи.

— 50 лет ВЛКСМ, 4а, вчерашний адрес. Скандал, дерутся муж, жена и теща, — быстро зачитал с телефона Влад.

— Вчерашний адрес? — уточняю я.

— Да, у нас чаще всего почти одни и те же адреса.

Что ж, едем на вчерашний адрес. В квартире живут трое — женщина, ее дочь и сожитель последней. У девушки была диагностирована онкология, сейчас она в ремиссии. Но, как сочувственно предполагает Влад, постоянная химия дала о себе знать, и девушка пошла по наклонной. За 10 минут мы добираемся до нужного дома. Евгений остается за рулем, а я следую за Павлом и Владом. Дверь в квартиру открывает приятная интеллигентная женщина. Из глубины комнат никаких звуков.

— Их нет, — выдыхает хозяйка. — Двери выбил на хрен и ушел.

— Дочка также употребляет? — будто аккуратно спрашивает Влад.

— Ох, да. Первый ее приучил. И второй этот, хороший мужчина, но как выпьет... Колотил ее, двери бил. Придет, придется мне снова звонить.

— А вчера тоже был конфликт, только с дочкой?

— Да! Я ходила в наркоманию, сказали, женский алкоголизм не лечим. Их определяют в больницу, а ночью они свободны как птицы. Уже полицейский сегодня приходил, молодой симпатичный.

Я наблюдаю со стороны. Вижу перед собой маленькую, но сильную женщину, которая пытается справиться с пьющей дочкой и не менее пьющим сожителем. Тем временем Влад просит разрешения войти, чтобы записать объяснения.

— Я не знаю, что с ними делать, — заламывает руки женщина. — В нем 150 килограммов, мы с ним не справляемся. Он выбил двери, и вот так ее, так ее. 14 лет тут живет, он тут хозяин. Я ему: «Сережа, когда ты трезвый, я согласна, живи». Но боюсь, что он и мне может врезать. Он вчера был нормальный, а она ненормальная. Сегодня наоборот.

Словно в доказательство женщина принесла в коридор большую пластиковую и одну пол-литровую бутылку из-под пива. Она добавила, что дочь добивает пиво водкой, а зять — бренди. Весь день она собирала тару по квартире.

— Будет бить, пока он ее не прибьет. Но она зависит от него материально. Я могу к сватье пойти ночевать, но он же ее задушит...

Влад слушает стенания женщины и заодно берет у нее показания, записывая ситуацию и данные в один из распечатанных шаблонов, коих у него целая пачка на ночь. Завтра к этой женщине придет участковый. Сейчас она расписывается в документе, что с ее слов записано верно, и провожает нашу маленькую группу на следующий вызов.

— Отдыхайте, — советует Влад. — Если что, звоните, будем надеяться на лучшее.

— Да что вы... — грустно бросает она совсем без надежды.

Вызовов пока нет, и патрульные решают поехать по маршруту и заодно заглянуть в сквер, где постоянно собирается молодежь и громко включает музыку в машинах. Мы доезжаем до сквера. Действительно, пара машин открыта и рядом стоит компания. Но музыки громкой нет и алкоголя, кажется, тоже. Евгений медленно проезжает мимо ребят, они внимательно смотрят на патрульный автомобиль, Влад внимательно смотрит на них. Такое ощущение, будто это был телепатический диалог, который понятен только полицейским и потенциальным нарушителям. Обмен взглядами состоялся и почти сразу пришел второй вызов — 3-я Молодежная, 51. Неизвестные люди долбятся в двери.

Приехав, мы увидели, что женщина одна дома с ребенком. К ней в дверь звонили какие-то люди. Она не видела, сколько их, и не поняла, что им было надо. По ее словам, около 10 минут трезвонили и шумели, она крикнула им, что вызовет полицию, что собственно и сделала. Неизвестные ушли буквально перед нашим приездом.

— У меня указано, что вы позвонили [в полицию] в 21:35, — говорит Влад.

— В это время еще звонили и звонили.

Дальше мне становится скучно. Владислав заполняет объяснительную, задавая вопросы. Рядом молча стоит Павел. Мужчины по очереди ударяют об пол ботинком, когда свет в подъезде затухает. Здесь мы справились быстро. Вышли на улицу, сели в машину и поехали дальше. Уже «прилетел» другой вызов с адреса неподалеку. Поплутав между дворами, мы прибыли на 1-ю Шинную. Тут я напряглась, услышав, что соседский доберман покусал ребенка. В надежде, что это невероятная случайность и дело не в пьяном хозяине, который из принципа не надевает на собаку поводок, я всё-таки выхожу с полицейскими из машины. У нужного подъезда стоит скорая, скучающий водитель которой безэмоционально смотрит в темноту двора.

Владислав звонит в домофон, но его почему-то сбрасывают. Полицейский спокойно снова набирает нужную квартиру. Но в это время открывается дверь, и встревоженный мужчина начинает извиняться за неработающий домофон. Мы поднимаемся по лестнице, отец ребенка бурно возмущается нападением на сына. На втором или третьем этаже мужчина выбрасывает руку в сторону одной из квартир, как сверкающим перстом указывая на логово виновника.

— Заявление писать будете? — уже в квартире, оценив обстановку, спрашивает Владислав.

— Конечно!

Мужчины уходят на кухню, полицейский Павел уходит вниз, спрашивать про прививки у напавшего добермана.

— «А че такого!? А че такого!?», говорит он мне, представляете! — отец не может успокоиться от вероломства соседа.

Я аккуратно заглядываю в комнату. Там вполне спокойный парень лет 13–15 лежит на диване и бодро смотрит на происходящее. Врачи здесь же, заполняют документы. В закрытой комнате разрывается от лая собака. С радостью выдыхаю, когда слышу в разговоре главы семьи и Владислава, что здесь живет такса. Кстати, Влад в курсе. Эта семья ему тоже знакома.

Медики всё сделали, сообщили родителям, что ждут их сына в карете скорой помощи, и ушли. Все начинают быстро собираться, но в итоге получается бестолковая суета. То ищется полис, то выбираются кроссовки, а еще и Влад «отвлекает», показывая фото листа с прививками, который добыл Павел у злополучного соседа. Глава семьи разражается очередной тирадой, а я с тоской думаю, что у скорой еще куча вызовов, а мы тут невероятно долго собираемся. Наконец, вышли.

Это по счету четвертый вызов. Законопослушный гражданин позвонил в полицию и сказал, что у припаркованной иномарки открыто окно. Я удивилась такой отзывчивости, а полицейские удивились моему изумлению.

— Вы что думаете, все равнодушные? — рассмеялся Влад.

Наверное, я действительно плохо думаю о людях. Впрочем, некогда думать, мы уже приехали. И действительно, стоит машина, повидавшая виды, окно нараспашку. Полицейские осторожно заглянули внутрь, посветив фонариками, и Влад «сел» на телефон, чтобы пробить хозяина. Буквально через несколько минут из подъезда ближайшего дома пулей вылетел молодой и симпатичный парень в наспех наброшенной толстовке. Не снижая темпа, он обежал свою машину, заохал и, приговаривая, что недосмотрел, полез внутрь. Тем временем полицейские ждали резолюции, не пропало ли что-то ценное. К счастью, нет. На этот раз брать объяснения пошел Павел.

— А если бы парня не было дома? — спрашиваю я Влада.

— Ждали бы, когда приехал. Мы не можем бросить открытую машину.

Я мысленно представляю, что хозяин авто где-нибудь на даче. Он получает звонок, полтора часа добирается до города, а в это время у моих патрульных копятся вызовы, потому что они сторожат чужую машину. Делаю вывод, что в системе есть очевидный промах. Тем временем Влад рассказывает про молодых ребят, которые ночью два часа охраняли чужую машину, пока патрульные смогли до них добраться, избавившись от накопившихся задач. Я окончательно понимаю, что плохо думаю о людях. Слава богу, что хозяин иномарки был дома, а то мое полуночное дежурство закончилось бы прямо у этой машины, и я бы не рассказала еще пару историй.

Но не сейчас. Следующие два вызова были откровенно скучными. Сначала мы поехали на точку «между первым и вторым подъездом», где местные жители услышали драку. Патрульные честно проехали вокруг дома, посветили фонариком, но, видимо, дерущиеся уже спокойно почивали у себя дома. Едем дальше, а по дороге Павел заполняет отчетные документы. Да, когда инцидента фактически нет, отчет всё равно должен быть. Патрульный успел закончить в момент, когда мы приехали по адресу, где столпились пожарные и два сотрудника «Омскэлектро». Все смотрели на дерево, в котором одиноким огоньком горел провод.

— А зачем полицию в таком случае вызывать? — удивленно спрашиваю Влада.

— А полицию в любом случае вызывают.

Ну это совсем бесполезно, думаю я. Ведь снова начинается круговерть с объяснениями, на этот раз спикером выступает молодой пожарный. Скучающие пожарные ждут, когда «Омскэлектро» отключит провод. Это делается дистанционно, электрики тоже ждут — они передали информацию операторам. Вот так мы все стоим и ждем. А ведь сейчас может в трех домах отсюда происходить реальное преступление, но патрульные не могут отойти от этого столба с еле горящим проводом. Я просто гуляю рядом, пиная почти осенние листики. Фух, закончили и сразу едем на следующий вызов.

Космический проспект, 14б. То место, где, как выразились патрульные, непонятно куда заходить, входить и идти. В этом общежитии зимой случился пожар, в котором погибла семья — родители, их маленькая дочь и пес. Я ездила сюда, чтобы поговорить с соседями и узнать, как произошла эта трагедия. И да, я прекрасно помню, как плутала по бесчисленным лестницам и коридорам.

Нам надо понять, в какой подъезд заходить. Патрульные начинают звонить женщине, которая вызвала полицию. Оператору она сказала, что ее избивает муж. И не успела я посочувствовать незнакомой гражданке, как она собственной персоной практически вывалилась из подъезда, еле стоя на ногах, держась за голову и нечленораздельно рассказывая о бесчинствах супруга. Небольшой гурьбой мы стали подниматься по лестнице. Жертва домашнего насилия покачивалась от стены к стене, громко стонала и не убирала руки от затылка. Она привела нас в маленькую комнату, где всё говорило о минувшем скандале. Мужчина спокойно курил в окно и без тени смущения встретил полицию. В жилище влюбленных — большой диван со смятыми простынями, рядом с входной дверью столик и грязное зеркало, на котором стоит банка с четырьмя зубными щетками. Подранные обои, куртка на стене, какие-то кастрюли и ведра на полу, пакеты возле выхода.

Женщина сразу заняла место возле стены и начала охать. Во мне шевельнулось подозрение, что в ней умерла несостоявшаяся артистка.

— Гонял меня за волосы! — воскликнула она трагически.

— Скорую вызвать? — спросил Влад.

— Зачем? — перешла на серьезный тон женщина. — Крови-то нет.

Влада этот ответ устроил, и снова началась вакханалия с показаниями и одновременным выяснением отношений. Оказывается, пара живет в незарегистрированном браке уже четыре года. И всё это время, по словам пострадавшей, муж ее метелит. Она даже заявление написала, но потом забрала, потому что «он попросил». Дальше каждый начал жаловаться, у кого жизнь тяжелее. Выяснилось, что у мужчины годовщина смерти матери, а у женщины сына забирают на СВО.

— Я работаю, а ты нет! — выпалила женщина.

— Всё, уйду от тебя! Разбежались! — решительно взмахнул рукой ее возлюбленный.

— Переезжай в бомжовскую комнату. Я тебе убрала бомжовскую комнату!

Так, есть какая-то комната, куда сейчас можно отвести мужика и оставить их поодаль друг от друга. Что ж, разлука усиливает чувства.

Возвращаемся на Кордные. Данные оператора следующие — муж ударил жену. Вроде не избил, уже хорошо, с тоской думаю я. Дверь открывает мужчина. Очень приличная квартира, далеко не общежитие, обстановка приятная. Пострадавшей дома не было, муж выгнал ее.

— Вы ее не били? — сурово спрашивает Влад.

— Ударил. А как без этого? Если поймал на измене.

— Как поймали?

— По телефону, по геолокации, по вотсапу.

Полицейские начали звонить жене, но она оставила телефон дома. Пока мужчина ходил за ним, Павел что-то шепнул Владу, тот кивнул, и они попросили разрешения у хозяина осмотреть квартиру. Я понимаю, что это на всякий случай — вдруг супруга не успела уйти. Слава богу, опасения не подтвердились. Полицейские увидели лишь детей, которые еще не спали. Все снова столпились в коридоре.

— Подозревал уже полгода. Что бы вы на моем месте сделали? Ударил, выгнал и всё, — продолжил свою тираду обманутый муж.

— Куда она пошла?

— Я откуда знаю. Два раза прощал. Вот почитайте, могу показать. «Мы с тобой начали трахаться», — зачитал мужчина цитату из переписки жены.

Видимо, чтобы укрепиться в собственной правоте, глава семьи вызвал на суд свидетелем одного из сыновей. Заспанный мальчик вышел из комнаты.

— Вот. Средний сын подтвердит. Кто дома готовит?

— Папа.

— Сколько не было мамы? Помнишь, двое суток не было?

— Не знаю, — протянул сын.

Мальчик был отпущен в комнату. Мужчина продолжил рассказывать, как он узнал об измене, как жена пришла домой, как он дал ей пощечину, как она ушла. Как он одевает и обувает детей. Для подтверждения последнего снова были опрошены сыновья.

— Кормлю я, детей одеваю я. Что я сделаю? Выгнать из дома, лишать родительских прав. Зачем она мне такая нужна? В суд подать, развестись как положено. Пусть что хочет, то и делает. Посмотрите, дома ни грязи, ничего нет. Я поддатый, конечно, сегодня, выходной день, имею право.

— Пощечина? Один раз?

— Да. Вон у меня кулак какой. Если *** (нецензурное слово со значением «ударить». — Прим. ред.) один раз хорошенько, потеряется, — заверил мужчина.

— При детях не ругайтесь, — тихо, но будто возмутился Павел.

— А мы сколько раз при них ругались.

Во время бесконечного потока возмущения Влад спокойно заполняет документы. Я слышу, как в комнате еле заметно переговариваются мальчики. Становится грустно. В юные годы становиться свидетелями таких разборок никому не стоит. Напоследок Влад убедительно просит главу семьи не распускать руки, если жена снова вернется. В ответ мужчина, видимо, решил прощупать почву насчет солидарности.

— А че бы ты сделал? Ты женатый? — с вызовом спросил хозяин квартиры.

— Да.

— С женой бы что сделал на моем месте?

— Я не был в такой ситуации.

— Вот видишь! Я тоже не был! Я женат 17 лет!

— Ладно, спокойной ночи.

Едем на последний для меня вызов.

Мы поднимаемся на последний этаж известного в Чкаловском общежития. Оно стоит прямо перед дорожкой к кладбищам. Выхожу из лифта, и мне открывается картина, достойная камеры Балабанова. По обе стороны от двери почти в одинаковых позах стоят две женщины — мама и ее дочь лет 18–19. Старшая женщина с непослушными черными кудрявыми волосами выглядит моложаво и говорит с сильным акцентом, младшая — изумительно красивая девушка. Они спокойны и встречают полицейских как старых знакомых. В квартире тем временем остался глава семьи.

— Говорит: «Разведешься, я тебя поймаю, убью!»

— Пьяный?

— Нет! Чекушку всего выпил.

— Ему же вообще пить нельзя.

Я понимаю, что Влад снова в курсе событий.

— Я просто в «ТикТок» сижу. А он: «С кем ты общаешься?» Я: «Ни с кем. Видишь, ничего нет». А он всё, начинает, мой телефон сломал! Говорила: «Дай телефон», а он не отдавал.

— Начал туда бросаться на меня, я вышла сюда к маме, — подтвердила дочка.

— Постучал изнутри, мол, долго мы еще тут? Как будто нам нравится тут стоять. Я после работы, она после работы, — рассказывает мать, открывая дверь.

По разговору с полицейскими я поняла, что женщины сейчас соберут вещи и пойдут ночевать в гостиницу. Выглядит всё оперативно, но на деле мы пробыли здесь почти час. Из комнаты вышел муж и понеслось.

— Ты что сделал! Мне телефон сломал! Сказал: «Открой вотсап», и что ты потом сделал? Как мужик говори правду! Почему я должна свой код от телефона тебе говорить, смешной ты. Тиран! С тобой это не первый раз, уже полиция знает! Ты не человек, ты свою нацию позоришь!

— Я покупал, я сломал! — заявил муж.

— Ты покупал, потому что ты до этого другой сломал! Мы уходим!

— Да идите на все четыре стороны. Она бухала пьяная (обращается к полицейским).

— Ты тряпка. Мужики, знайте, он тряпка!

Мужики тем временем просят семейную пару успокоиться и минимум не вопить на весь подъезд. Не помогает. Из коридора я вижу, что в комнате стоит ваза с большим букетом цветов. Как будто отвечая на мой вопрос, женщина показывает на цветы и говорит, что это ей муж подарил и «она ему поверила». Картина продолжает разворачиваться в поистине балабановских красках. Муж начинает громко вспоминать супруге о каком-то узбеке, которому она дала деньги и который, как я поняла, стал предметом жгучей ревности. Жена кричит, что она снимает квартиру на свои деньги и что он разгромил ее павильон на рынке. Дочка настаивает, что отец «всё врет». Влад тихо и устало просит, чтобы женщины поторопились со сборами, потому что копятся вызовы. А на полу, не спеша, гуляет возле своей клетки желтый попугай, который, кажется, ко всему привык.

Наконец, пакеты были собраны, и мы покинули помещение. У подъезда все разошлись, мы сели в патрульную машину, мама с дочкой пошли в хостел.

— Я так понимаю, они в хостел не первый раз?

— Не первый. Супруг ее ревнует, они скандалят, мама с дочкой уходят, потом возвращаются, — поясняет Влад.

— А дочка уже совершеннолетняя, что ли? — удивляется Евгений. — Ничего себе, я ее вроде маленькой помню.