В субботу вечером, 20 апреля, под лёд на искусственном водоёме в коттеджном посёлке на улице 6-я Крайняя провалились трое детей. Одного из детей спас прохожий мужчина, ещё один смог выбраться сам. 14-летний мальчик, который пытался спасти 8-летнего, выбраться не смог, и они оба утонули. Бывшая омская журналистка Татьяна Мастерских задумалась о том, почему детей тянет к таким опасным местам и как можно организовать их досуг, чтобы избежать подобных трагедий.
С утра перевариваю информацию о мальчишке, который в 14 лет погиб в строительном котловане, спасая 8-летнего ребенка. Господи, как это страшно. Я помню себя в 14 лет: училась в школе, писала стихи, играла в теннис и, наверное, впервые влюбилась. И даже не думала, что жизнь может закончиться, не успев начаться... Мои искренние соболезнования родным и близким погибших в котловане детей.
Но я в очередной раз задумалась над тем, почему дети идут в какие-то страшные, запретные и опасные места. Мы в детстве тоже лазали по гаражам и играли на заброшенной стройке (ныне корпус одного из колледжей в Привокзальном посёлке). Забредали на заросшую территорию железнодорожной больницы. Мальчишка из соседнего дома упал «на плитах», а девочку из нашего подъезда укусила бродячая собака. Мой брат чуть не сломал руку, упав с дерева, а я рассекла височную область головы, когда забрела на сельскую свалку, чтобы достать оттуда сломанную печатную машинку. Мы все ходили вдоль забора остановленного завода имени Октябрьской революции. Самые смелые даже нашли дыру в заборе и побывали на территории. Все ходили на сортировку, сами не зная, зачем. Мой одноклассник умер, перепрыгнув через высокий забор всё той же железнодорожной больницы.
Дети-ученики начальной школы и подростки находятся в ещё большей зоне риска, чем малыши. За малышами следят родители, бабушки-дедушки или другие взрослые, которые с ними гуляют. Меня сейчас, как никогда, волнует вопрос: когда ребенка можно отпустить на улицу одного? И что будет делать один ребенок на улице?
Если говорить о детсадовском возрасте, то в некоторых дворах есть песочница с грибком, игровой домик и небольшие качели-карусели. Но в 7–8 лет эти игры уже неинтересны. Редкие турники быстро надоедают неухоженностью и однообразием, не в каждом дворе стоят беседки, теннисные столы и уличные тренажеры. Вообще ребенку старше 7–8 лет на улице заняться, по сути, нечем. Вспоминаю мультик про Крокодила Гену, который говорил: «Да им играть негде». И если взять какие-то районы в центре, то можно хоть как-то организовать подростковые тусовки в скверах, парках, на Набережной, на спортивных площадках. А на окраинах, как правило, всё ещё бушуют затянувшиеся 90-е. Именно там и происходят все несчастные случаи. Дети ищут что-то интересное и необычное, сами себе придумывают легенды, поэтому и лезут на заброшенные стройки, в полуразрушенные советские промзоны, на любые неохраняемые, но потенциально опасные объекты.
Детский и подростковый досуг — тема очень тонкая. Взрослые часто не разделяют интересов молодёжи, отстают в освоении новых гаджетов, поэтому и не могут обеспечить полноценный и полезный отдых.
Не спорю: современные дети часто перегружены — спортивные секции, бесконечные репетиторы, и случай, когда безнадзорный ребенок попал в беду, скорее, исключение, чем правило. Но, может быть, им как раз и нужен был просто отдых, они просто хотели где-то походить, поделиться своими секретами без посторонних ушей.
Необходима глобальная программа по организации детской и подростковой инфраструктуры. И суть программы должна заключаться не столько в том, чтобы затащить детей с улицы под крышу, а в том, чтобы прогулка стала хотя бы безопасной. Нужен некий интерактив, какой-то квест, но настолько увлекательный, чтобы не хотелось бежать от этого на стройку. Вопрос в том, кто этим занимается. Родители? Педагоги дополнительного образования? Психологи? Школьные учителя? Аниматоры? Мы сами не знаем своих детей и их потребностей. Функция воспитания в школе сводится к дисциплине, функция воспитания дома — к контролю. А есть ещё дети из неблагополучных семей, которым и на дисциплину, и на контроль плевать. Нередко такие подростки именно за бунтарские качества, за несогласие с системой становятся лидерами, и их локации такие же вызывающе опасные, как и они сами.
Помню, в мои школьные годы одноклассники после уроков собирались стайками на веранде детских садов (в 90-е они не работали). Детям «постарше» обязательно нужно место, где они могли бы пообщаться, обсудить какие-то свои вопросы. В самом деле, не на качелях же. А где? Этот вопрос не решён.
Сейчас, как я полагаю, вокруг котлована, где погибли дети, в лучшем случае забьют деревянные колышки и натянут заградительный красно-белый скотч. В худшем — всё останется, как есть. У детей иногда нет чувства опасности, особенно, когда есть азарт. Не лишним будет каждому родителю напомнить детям об опасных местах своего района: стройки, промзоны, открытые канализационные коллекторы, сваленный в кучу строительный мусор, наполненные водой ямы, торчащая из земли арматура, висячие электрические провода... Не для того мы их рожали, чтобы хоронить или получить Звезду Героя посмертно.