Дневники омички, которая поставила «Спутник Лайт» и попала в больницу с ковидом

Омичка Татьяна Мастерских одной из первых в городе поставила новую прививку «Спутник Лайт». И спустя несколько дней заболела коронавирусом. Да еще как — сибирячку госпитализировали в МСЧ-4.

Журналистка публиковала на своей страничке в соцсетях заметки о днях, проведенных в больничных стенах. С ее согласия мы публикуем их отрывки.

Заболеть коронавирусом — страшно

Знаю эти несколько дней без вкуса и запаха, с температурой выше 39 и ниже 35, со слабостью, которая даже встать с кровати не дает! Не хочу. Не хочу принести инфекцию домой и заразить близких. Решила сделать прививку. На работе большинство уже вакцинированы и даже ревакцинированы. У меня ежедневно десятки контактов, десятки перил, дверных ручек, полок в магазине, товаров, общих кресел, общественных туалетов. Вакцинация в моем случае — необходимость. Но я совершенно не рассчитывала на то, что прививка вырубит меня на два дня — уже. И как будет завтра, не знает никто. Сегодня помимо температуры 38,7–39,3 добавилось противное сухое подкашливание. Очень болит голова. Нурофен, но-шпа, сердечный препарат уже поселились на тумбочке. Градусник предательски показывает больше 38. Мокрое полотенце на область печени и на голову снижает температуру на 0,3 градуса.

А я думала: «Укололи — и на работу». Кто ещё перенес вакцинацию тяжело? Или я одна попала в 15 %?

«Всем оставаться на местах»

Заходит человек в маске и камуфляже:

— Всем оставаться на своих местах, лечь лицом вниз и выполнять мои инструкции.

Нет, это не боевик. Это врач ковидного стационара пришёл на обход...

Давно я в МСЧ-4 не попадала в качестве пациента. Многое изменилось. Во-первых, в кои-то веки новая мебель, нормальные матрасы и нормальные подушки. Ура! Жизнь налаживается. Новая сантехника, новые пластиковые легкие штативы для инфузий, кушетки, скамейки. Много новых приборов и инструментов. Одноразовые кислородные маски для пациентов. Моют всё и постоянно. Ремонт нужен. Надеюсь, что после коронавируса эта медсанчасть попадет в какую-нибудь программу, чтобы заменить окна, перестелить линолеум, обновить кафель.

Термометрия, измерение сатурации три раза в день, капельницы 2 раза в день. Кислород у каждой кровати, лекарства все есть.

Со мной в палате ещё 5 человек. Все старшего возраста, от 69 до 81 года. Многие с реальным избыточным весом. Лежат давно, процент поражения высокий. Дорогие дети возрастных родителей, пожалуйста, следите за тем, как и чем они питаются. Ну нельзя так много есть! Они никто не могут лечь на живот, а сейчас как раз нужно, необходимо разгрузить легкие, лежа на животе. Не хотят шевелиться. Конечно, сил нет. Но их и не будет, всё атрофируется. Медсестры по двое приходят некоторых на судно сажать. А потом мыть такого пациента. Переворачивать.

И еще: ни в один комментарий не поверю про плохое отношение. Кроме как «бабулечка дорогая», «моя хорошая», ни одного обращения не слышала. Никто никому не хамит, никто не обижает. К лежачим подходят часто. А нас в отделении 30 человек.

Пища как часть терапии

А сегодня у нас в меню гастрономический обзор.

Я всегда отношусь к больничной пище как к части терапии. Это питание рассчитано на малоподвижный образ жизни пациентов, низкокалорийное, но сбалансированное по белкам, жирам и углеводам.

Я не знаю, сколько из бюджета выделяется средств на питание одного пациента стационара в день, но думаю, не очень много. Достаточно сказать, что кашу дают и на завтрак, и на ужин. Конечно, каша разная, но она всё равно каша, на нежирном молоке. Был и молочный суп с рожками-спиральками. Главное, что там все нужные нам, больным, микроэлементы. Готовят в МСЧ-4 вкусно. Поэтому хочу передать большое спасибо коллективу кухни за то, что из имеющихся продуктов варят так здорово. А какие нам испекли булочки! Я, наконец-то, вернувшая обоняние, с удовольствием вдыхала ванильный запах сдобы!

Каждое утро на первый завтрак дают хлеб с маслом и горячий сладкий чай. Масло нормальное, сливочное, не спред. На второй завтрак — каша: пшеничная, овсяная, манка. Для пациентов с сахарным диабетом возможна гречка. Сегодня давали кашу и кусочек омлета.

Обед: суп и второе. Супы каждый день разные. Борщ вообще очень вкусный! Также ели гороховый суп и суп с пшеном. На второе один раз был плов из курицы, на другой день — тушеная картошка с паровой рыбкой, а сегодня давали сосиску и овощное рагу. Всё вкусно. На ужин — каша.

Я родным и друзьям говорю: «Продукты не несите, я наедаюсь». И, кстати, все всё едят и хвалят. Отходов практически нет, а это, на мой взгляд, самый лучший показатель работы кухни.

В больницу — только с хорошими новостями!

Снова по коридору тихое шарканье тапок и шуршание пакетов. Кто-то новенький. Вообще больничный быт и состоит из этих наблюдений и разговоров о жизни соседок по палате. Они — труженицы, ветераны, прошли большой путь. Дети. Внуки. Все переживают за своих бабулечек. Одну уже выписали. Еще одна — на очереди. У третьей — положительная динамика. Самую возрастную пациентку у нас забрали в реанимацию. Еще одну бабушку стараются стабилизировать здесь. Да и у нее было бы всё более стабильно. Но кто-то позвонил из дома, нажаловался на кого-то из родственников, и пошла отрицательная динамика. Кислород постоянно. Контроль состояния ежечасно. Еще раз хочу успокоить всех родных и близких, чьи родственники лежат в ковидных отделениях: всё у нас хорошо. Не надо постоянно звонить и спрашивать, что и как. Здесь всё по расписанию: в 5 утра — укол в живот, потом термометрия и измерение сатурации, кому надо, дают кислород, у кого надо, берут анализы. Потом утренний туалет и первый завтрак. Таблетки, уколы, контроль глюкозы у диабетиков. Потом второй завтрак под прикрытием омепрозола и капельницы с антибиотиками и гормонами. Лечение подбирают, исходя из анализов. Антибиотики могут быть разные, в зависимости от микрофлоры мокроты, ее собирают в первые сутки. Поэтому если к ковидной вирусной пневмонии присоединилась бактериальная, и организм еще не перегружен антибиотиками, то назначают стандартную схему лечения. Если стандартный антибиотик не помогает, то назначают антибиотики резерва.

Медсестры постоянно подходят, смотрят. Очень по-доброму разговаривают, иногда даже шутят. Но они даже не ходят по отделению — летают. Дальше у нас обход с лечащим врачом. На этой неделе дважды дежурила и. о. завотделением. Дай бог больше таких чутких и человечных медработников! Потом как-то быстро подкрадывается обед. Потом тихий час. Дорогие мои, родные и близкие, родные и близкие всех пациентов! У нас бешеная слабость. Съесть тарелку супа — всё равно, что разгрузить вагон угля! Не звоните в тихий час, дайте поспать. Сон в нашем случае — вторая по эффективности терапия. После сна — снова термометрия, снова сатурация, кислород. Потом таблетки, ужин, капельницы, уколы в живот, контроль глюкозы. Вечерний туалет. Отбой. Всё хорошо. Ко всем подходят.

Низкий поклон санитарочкам, которые помогают лежачим больным с физиологическими нуждами. Никто мокрый не лежит. Если надо, то даже ночную рубашку постирают. Ни в один пост не поверю, ни в один комментарий не поверю о том, что кто-то в ковидном отделении лежит без внимания и к кому-то плохо относятся. Я от себя лично выражаю благодарность главному врачу МСЧ-4 Юрию Филатову за то, что здесь такой коллектив!

Дорогие родственники! Вы бы чаще обращали внимание не на жалобы в интернете, а на то, какой фон вы сами создаете вокруг своего близкого. Мне сегодня было достаточно двух звонков от самых близких мне людей с перекрестными упреками и претензиями, и у меня сатурация упала сразу на 5 пунктов (я так-то поступала в лучшем состоянии), даже немного поднялась температура и участилось сердцебиение. Учитесь сами решать свои проблемы, без тех людей, которые сейчас просто не в состоянии встать с кровати и осуществить коммуникации за вас! Почему модератором семейных проблем должен быть ваш близкий человек, который находится в больнице? Что за детские манипуляции друг с другом? Поймите, у нас сейчас настолько лабильная нервная система, что любой безобидный упрек или небольшой стресс могут привести к ухудшению состояния. Поэтому, дорогие жалобщики из интернета, обратите внимание на то, что вы говорите своим родным, когда их состояние ухудшается, какие новости им несете, что делаете для выздоровления. Ничего. Только дергаете и расшатываете нервную систему. А врачи потом ночи напролет то дыхание стабилизируют, то сердце!

Ковид — это то, что нужно просто пережить

Свято место пусто не бывает. На соседней койке оказалась молодая женщина, чуть старше меня, с красивым розовым маникюром (я выпишусь и обещаю себе больше времени и внимания уделять себе, больше любить себя и обязательно пойду на маникюр!). «По скорой». У нас с ней на двоих радость-счастье — дети-первоклашки. Нам надо набраться сил и скорее вернуться к своим маленьким школьникам: им так нужна мама в начале этого пути. Но для чего-то мы оказались здесь... Это надо пережить.

Неотъемлемая составляющая коронавируса — высокая температура. Практически все, кто пережил больше 39 градусов, пережил цитокиновый шторм. Страшен не ковид, а наш иммунитет, который сначала реагирует на этого агента, а потом начинает сметать всё на своем пути, буквально сжигая нас температурой. Вирус — штука, лечению не поддающаяся. Все эти «противовирусные» — просто хорошо раскрученные торговые бренды. Ну, если препарат эффективен, почему тогда при его применении уже на третьи сутки он никак не помог мне в борьбе с «короной»? Кроме того, мы живем не в идеальной среде, и в нас живет не идеальная среда. Отсюда к пневмонии, вызванной вирусом, присоединяется пневмония, вызванная нашими собственными стрептококками-стафилококками.

И врачам ничего не остается делать, как спасать наш организм от нашего собственного иммунитета и от наших же собственных микроорганизмов.

Надо быть готовым к потере сил до состояния «вообще совсем». У меня дрожь под коленками, а после дыхательной гимнастики я пластом падаю на кровать, вся мокрая и выжатая. Надо обязательно есть! Но с возвращением вкуса-запаха появился и аппетит. Хотя вся пища кажется мне очень тяжелой. Я съела половину йогурта и поняла: больше не могу. Что реально радует: с началом антибактериального лечения перестал мучить глубокий болезненный кашель, и я наконец-то могу вдохнуть полной грудью, насколько мои скукоженные и поджаренные температурой альвеолы могут мне это позволить.

В больнице есть ночная жизнь: шаркающие тапки в коридоре, шуршание комбинезонов персонала, плеск воды в раковине, плюхание пузырьков в кислородных стаканах над головой пациентов, тревожный звук вызова медсестры, телефон, который ночью может оповещать только о том, что привезли по скорой неотложного пациента, грохот каталок. Особенно тревожно ночью, когда знаешь, что над тобой — реанимация, а колеса каталки тихо чеканят ритм на стыках кафельной плитки: тук-тук, тук-тук, как колеса поезда. Всё воспринимаешь острее: запах хлорки, спирта, лекарства. Чужую боль как свою боль. Ночью видишь тревожные сны, просыпаешься в холодном поту и прячешь плечи под тоненькое больничное одеяло. И это — да-да — несмотря на то, что мою боевую нервную систему поддерживают витаминами группы В. Говорят, что в процессе реабилитации я не раз к ним буду обращаться, но пока... Выкарабкаться бы отсюда.

Это то, что надо просто пережить. Пережить капельницы в единственную вену, пережить гепарин в живот, пережить слабость и головную боль, пережить всё, что происходит с тобой и не с тобой. Очень важен настрой! Очень важно заставить себя подняться и ногами идти к своему выздоровлению. Не позволить унынию, тревоге и грустным мыслям овладеть собой. Это только усугубит неспособность организма к борьбе, повернет динамику вспять. А врачи так стараются помочь. Мне сегодня сделали дренирующий массаж, прямо задышала легче!

Ковидный оркестр

Делать-то мне больше нечего, кроме того как наблюдать и строить ассоциации. Остается придумывать себе развлечения. Палаты здесь открыты, поэтому можно видеть обитателей отделения, проходящих к холодильнику и посту с чистой водой. И перед сном, когда уже все получили последние пилюли и капельницы, когда отделение устраивается на своих местах на ночь, начинается наш концерт.

Первым начинает «играть» мужская партия из палаты в начале коридора — высокий дяденька в зеленой футболке. Его кашель похож на удары по большому пустому барабану «боум-боум-боум». Складывается ощущение, что он сотрясает всё. Через какое-то время слышится скрипучая гавайская гитара: закашлял его низенький худенький сосед в красной майке с пальмами. Точно вторя ему на более высоких нотках трехструнной домброй, отзывается седой дяденька из Таджикистана. Завершается мужская партия добрым хриплым соло на аккордеоне дедушки с седой бородой, который ходит в черной маске. Затем нестройным хором, как скрипки-одиночки, то тут, то там кашляют женщины. Вот эта — глубокая, низкая скрипочка — тетенька в серо-голубых штанишках. А этот контрабас принадлежит высокой дородной даме в розовом халате. Сухонькая соседка по палате рассыпается маракасом, потом три койки дружно присоединяются с нашими малыми барабанами «бам-бам-бам-бам». И себя я слышу, как балалайку с натянутой до предела струной. Начинается и заканчивается всегда концерт синхронно, как будто невидимый дирижер после 22.00 взмахивает палочкой и дает нам расслабить напряженные бронхи. Потом всё так же внезапно и быстро стихает. Оркестр погружается в беспокойный ночной сон, где усталые музыканты то и дело подергивают нервные струны или изредка ударяют палочками по медным тарелкам.

P.S. Был у меня вчера вечером контроль КТ. В очереди были и ходячие, и неходячие в креслах-каталках, и молодые, и старые, были привитые, двое занимаются спортом, ведут здоровый образ жизни. Запомнился мужчина с кислородной подушкой. Сидит и смеется в маску. Говорит: «Я 21 день в реанимации! 21 день! И вот на КТ!» Его глаза светились настоящим счастьем. Он еще плохо дышит, не может ходить, но он побывал на той границе. А седая женщина, которая сидела спиной ко мне, с горечью сказала: «А мой муж не вышел из реанимации. Лечитесь! Лечитесь все и не смотрите, какие здесь стены. Если они обшарпаны, значит, вам уже слишком хорошо!».