Табор уходит в Старый Кировск: фоторепортаж из посёлка, где живут цыгане-молдаване

Когда я, корреспондент NGS55.RU Александр Зубов, впервые оказался на остановке «Механический завод» и двинулся в сторону улицы 3-я Лесоперевалка, то услышал голос кондуктора, высунувшегося из автобуса.

— Парень, ты туда не ходи! Туда иди! Там табор! — предупредила меня женщина, практически как Василий Алибабаевич бабушку.

— Не бойтесь, я уже с цыганами знаком. Бывал. На 2-й Казахстанской!

— Так там не табор. Так... И цыгане не те. Тут табор самый настоящий. Осторожнее! — сказала кондуктор и принялась кормить остановочных псов.

Дорога к табору проходит через зелёный лес. Тополиный пух прикрыл мусор, поэтому всё вокруг выглядит вполне живописно. И даже сказочно. Цыганский посёлок находится на скрытом лесом пустыре. Со стороны его не увидишь — ни с Русско-Полянского тракта, ни с промзоны, тянущейся до самого Иртыша.

На подходе к табору можно заметить стоящие в тени диваны. Прямо посреди леса, на поляне. Тут их столько, что сразу вспоминается выставочный зал мебельного магазина. Чтобы чужие не сидели на тахте, к мебели приставлен цыганский барбос.

Но незамеченными пройти в табор не получится. Как только мы зашли на его территорию, рядом тут же появилась пара молодых ромалэ с вопросами, которые мы с фотографом Леной Латыповой в ближайшее время услышим еще около двух десятков раз.

— А вы кто? Куда? Зачем снимаете? — спросили парни, позируя для Лены.

После объяснений они проводили нас к огромному синему дому, который похож на сельскую администрацию, почту и загородную усадьбу провинциального помещика. Я почти угадал — оказывается, в этом доме жил местный барон по имени Владимир.

Сейчас здесь живёт его многочисленная семья со старшим сыном Андреем во главе. Он рассказал, что в посёлке, который местные так и называют Табор, есть все блага цивилизации. Вода, электричество, газ — всё подведено.

— Мы уже привыкли так жить. Хорошо. Всё, что нам нужно, здесь есть. Администрация помогает. Наши девушки все многодетные — им выплаты идут. У каждого большая семья. Мы не хотим больше кочевать. Сейчас цыгане уже не кочуют. Работают. Кто на стройке, кто где. У меня отец сюда пришёл издалека лет тридцать назад. Этот дом тоже он строил. Он кочевал еще, а мы не хотим, — поделился Андрей.

Мужчина рассказал, что большинство детей из табора ходит в школу, но многие учатся не до конца и остаются без аттестата. Также все домочадцы Андрея уверяли, что у жителей табора нет проблем с полицией.

Пока мы разговаривали с Андреем, на улицу вышел бородатый мужчина, который легко мог бы сыграть в одном из фильмов Кустурицы. Он шёл в компании нескольких ребят и что-то крутил в руке. С лица мужчины не сходила хитрая улыбка.

— О! Вы лучше вон у него узнайте! Это Руслан! Он известный артист и музыкант! Недавно фильм про нас снял. Он нашу историю знает хорошо! Мой младший брат, — сказал Андрей, указывая на мужчину.

Руслан с ходу заявил, что живётся табору здесь ужасно, ничего не хватает, и единственная причина, по которой они ещё здесь, это продающаяся по соседству дешёвая водка. Но потом он всё-таки рассказал, что табор появился здесь около 30 лет назад, в 80-е. Барон Владимир, его отец, с другом приехали сюда, на 3-ю Лесоперевалку, когда вокруг был один лес, в котором стоял старый барак для рабочих. Они осмотрелись, и место им понравилось. Мужчины договорились с администрацией, выкупили земли и принялись за расчистку территории. Постепенно съезжались всё новые и новые семьи из табора, закупался материал для стройки, и на месте леса вырос цыганский посёлок с избами, очень похожими на русские. Каждый, конечно, строился по своему достатку.

— Видишь, все дома здесь какие? Тысячу лет простоят! Все строились, зная, что останутся. Это ведь теперь наша земля стала. Её купили, всё приватизировали. Вон дома какие! Понятно, у кого покруче, у кого похуже. Но не временные, не временные. Чтоб и дети, и внуки могли жить. Вот у меня три внука уже, — поделился Руслан

Кто-то обшивал дома деревом, а кто-то — фанерой. С годами посёлок, именуемый Табором, рос и расстраивался. Несколько цыганских семей съехали в поисках лучшей жизни, и их дома заняли русские и казахи, которые живут здесь и по сей день. Неудивительно, ведь дома стоят недорого, а в Таборе действительно есть электричество, газ и водопровод, которых нет во многих домах частного сектора в центре Омска. Это не сравнится с кибиткой кочевника, котлом над костром и мытьем у реки.

— Так удобнее. Есть время заниматься делами, бизнесом, работать. У тебя есть дом, в нём всё есть. Зачем кочевать? — говорит Андрей.

Мы решили было пройтись по Табору, который по-прежнему окружён густым лесом, защищающим его от посторонних глаз со всех сторон, как нас окликнул Руслан и пригласил к себе в гости на чай.

С соседним табором, обосновавшимся на 2-й Казахстанской, у местных цыган отношения нормальные. Бывает, и в гости друг к другу ходят, могут и посоперничать, и поругаться. Соседи в общем.

— Есть цыгане разные. Вот мы — не цыгане. Мы молдаване. Мы не кочуем, у нас есть флаг. А есть цыгане, которые ходят по рынкам, воруют, попрошайничают, обманывают, наркотики продают. Мы работаем, у каждого мужчины работа есть. Тут участковый ходит — спросите, у него хоть с кем-то проблемы были? Тут русские живут с нами, казахи. Селились бы они тут, если бы мы бандитами были? В основном мы строим что-то: дачи, домики, бани. Женщины многие работают. Кто-то дома, с детьми. А из-за одних цыган все думают, что и мы такие. Приходишь на работу, а тебе отказывают. Говорят: ты цыган, обманщик, вор! Мы и сами их не любим. Мы честно зарабатываем, — объясняет Руслан.

Вдоволь напившись чая, перекусив и послушав истории про цыганские обычаи, мы решили всё же прогуляться по посёлку. Я невольно сравнивал его с табором на 2-й Казахстанской. Там мы видели на улице десятки детей разной степени чумазости, слышали постоянные просьбы сфотографироваться, крики и вопли. Кто-то что-то клянчил. Ругались женщины, лаяли собаки, смеялись в окнах молодые девушки. На ступеньках у фанерных домов с земляными полами сидели пожилые цыганки. Там всё было чужим, как будто ты оказался в деревушке какого-то племени. Здесь же было ощущение обычного омского частного сектора. Разве что встреченные люди были смуглее обычных омичей, да костюмы у некоторых девушек отличались пестротой. В глаза бросалось и то, что вокруг большинства домов нет заборов. Ничто не мешало местным жительницам всех возрастов следить за нами. Взгляды были устремлены буквально отовсюду, и пройти незамеченным было невозможно. Так же невозможно, как пройти мимо цыганской бабушки, не ответив на вопрос, кто мы.

Дворы здесь охраняют суровые волкодавы, лающие так громко и злобно, что мы даже хотели убежать из Табора, но перебороли свой страх и пошли дальше.

На улицах в основном встречались дети и женщины. Дети громко здоровались, совсем как в деревне, и бежали дальше. Никаких: «Дяденька, дай 10 копеек». Женщины уточняли, из какой мы газеты и кому пришло в голову писать про цыган. Слух о журналистах, пишущих о таборе, успел распространиться, пока мы гостили у Руслана.

Дмитрий Коралдаш стоял перед своим домом, когда увидел нас, идущих по одной из улиц Табора. Узнав, что мы журналисты, он пригласил нас к себе в гости. На чай и беседу. Мол, негоже уважаемым людям во дворе стоять. Мы с удовольствием приглашение приняли. Дмитрий расположился в своём кресле и сразу стал похож на барона. Дом соответствовал, надо сказать. Отличный ремонт, красивая мебель, картины на стенах, фигурный натяжной потолок и богатая люстра, которая могла бы отлично смотреться в доме и у Стаса Михайлова. Правда, с неё свисала лента для ловли мух, богато ими украшенная (дверь по летнему времени была открыта настежь). Но это ничего, дело житейское. За деревянным столом в гостиной сидели несколько мальчишек примерно одного возраста и супруга Дмитрия Лидия. Его невестка с красивым и милым именем Золушка уже накрывала на стол.

Оказалось, что в доме живёт сам Дмитрий с супругой, их многочисленные дети, внуки и правнуки. Сейчас в доме у цыганской четы живёт девять детей. Дмитрий с Лидией рассказали, что они не раз хотели взять к себе детей из детдома, но им всегда отказывали.

— Говорят: нет, вы цыгане, будете требовать потом что-то за них, попрошайничать отправите. Почему они так решили? Разве так можно? Посмотрите на наших детей — все сытые, довольные, обуты, одеты, в школу ходят. Разве они несчастные? И те дети могли бы так же жить, а они будут в детских домах сидеть, жить не пойми с кем, — сказала Лидия.

Она призналась, что воспитывает детей всю свою жизнь и отлично с этим справляется, но вот времени и сил это занимает очень много, ведь к детям прибавляются внуки, к ним правнуки. И дом постепенно начинает напоминать детский сад.

— Пенсию я не получаю. У меня пять детей. Мне сейчас 55 лет. Мне сказали, что пенсию дадут, если есть стаж. 10 лет. А какой стаж? Стаж на детей? У меня пять детей. Самому младшему моему 27 лет, у него уже четверо детей. А самому старшему 39. У меня тут и внуки, и правнуки. Я всё время с ними — когда работать? Муж у меня гражданин России, как и я. Паспорта, всё есть. Но трудовой книжки нет. Стаж неофициальный. Он всю жизнь работает, строитель. Ему тоже не дают. У него инфаркт, сахарный диабет, давление. Что интересно, что ему таблетки в аптеке выдают, но его не признают инвалидом. Как так может быть? И пенсию не выплачивают. Нам не платят ни по возрасту, ни по инвалидности. Видят, что мы цыгане, неграмотные. Дают какие-то бумажки. Надо детей учить, чтобы грамотные были, — поделилась Лидия, показав многочисленные письменные отказы пенсионного фонда и медицинские справки мужа.

Пока мы общались, Золушка накрыла на стол. Традиционный чай с яблоком и сухофруктами, который Лидия пила из блюдца, сладости, мясная нарезка, колбасы и свежий хлеб.

— Нам здесь нравится. Лес, свежий воздух. Тихо. Нет ни бандитов никаких, ни наркоманов. Дети спокойно бегают. Всё рядом. Вот единственное бы с пенсией решить вопрос. Мы же граждане России. Почему у кого-то есть, а у нас нет? — сказала женщина, пока мы с Леной жевали бутерброды.

Гуляя по Табору, постепенно привыкаешь к взглядам из каждого окна. Местных тоже можно понять. Случайные гости тут редкость, и многим интересно, что же у них забыли люди с фотоаппаратом и диктофоном. Но никакого негатива нет. Одно любопытство.

— Да, я работаю. Думаю, нетрудно догадаться кем. Цыганка с картами — это про меня. Слишком очевидно, да? Банально. Я это очень хорошо умею. Гадаю. Люди ко мне ходят, интересуются, спрашивают. У меня очень хорошие рекомендации. Есть своя страничка в Instagram. «Наталья» называется. На фото я с картами. Семья у меня большая. Муж работает на стройке. Я здесь живу с детства, как и муж. Мы здесь все почти родственники. Я очень рада, что мы перестали кочевать. У всех свои дома, приватизированы. Мужчины работают в основном на стройках. Женщины либо по хозяйству, либо тоже работают: кто на поле картошку собирает, капусту. На бирже труда не состоим, но как-то подрабатываем. Мы живём отдельно, начинаются небылицы про коней. Мы уже на машинах ездим. Чтим традиции свои. Моё мастерство мне передалось. Этому научиться нельзя. С семи лет я это в себе открыла. И с годами только сильнее. Людям помогаю, и работа мне моя нравится. Сейчас вот удалённо работаю, через Instagram, — рассказала гадалка Наталья.

Женщины объяснили, что, с одной стороны, обособление цыган от остальных омичей помогает сохранить традиции народа и не допускать лишних конфликтов, но, с другой стороны, это плодит массу слухов и небылиц. Ведь если человек про что-то не знает, он начинает додумывать. Перечисляя все небылицы и слухи про цыган, они начинают звонко хохотать, а когда я спрашиваю, едят ли цыгане ёжиков, так женщины буквально чуть не валятся на пол.

— Дети наши уже почти русские. Их дети точно русскими будут. Они считают, пишут, читают на русском. Ходят в школу. Знают языки. В интернете, в телефонах сидят. Умные, всё понимают. А про барона... Многие как слышат слово цыган, так сразу барона вспоминают. У нас был барон. Но барон нужен, когда нужно что-то решать, что-то разруливать, помогать, судить. А мы сейчас хорошо живём, без проблем. Поэтому и барон пока не нужен, — сказала подруга гадалки.

Всё это время на нас посматривала молодая девушка в национальном костюме. Она периодически выглядывала во двор и застенчиво улыбалась. Видно было, что она тоже не прочь отвлечься и поболтать, но нельзя. Дела не ждут. Как я заметил, у самых молодых цыганок дел всегда невпроворот — нужно готовить, следить за детьми, что-то убирать, мести пол. Тут уже не до праздных бесед. Но выход есть — родить сына и женить его. И сразу же шагнуть на ступеньку выше по иерархии, став свекровью.

Наталья с подругой рассказали, что с ними по соседству живут русские и казахи, заселившиеся на место бывших хозяев и оставшиеся навсегда. Их дома можно с лёгкостью отличить от цыганских. Они обросли огородами и заборами.

— У нас тут порядок. Мы дома на ключ вообще не закрываем. И соседи наши так же. Праздники вместе отмечаем. Свадьбы. Детям всё объяснили, сказали, чтоб не лазили к ним. А нам огороды нельзя. У нас земля... как это сказать, осквернённая, короче. Нельзя с неё ничего брать. А хозяйства некоторые ведут. Но сейчас небольшие. Кур там, птиц, — рассказали цыганки.

Самим цыганам заборы служат, скорее, как сушилка для одежды. Кочевой народ ещё не привык огораживаться от соседей. Да и зачем? Там, где забор есть, ворота нараспашку. А внутри столько детей и собак, что уследить за тем, где свой, где чужой, порой невозможно.

Пока мы шли по Табору, мимо нас несколько раз пробегали весёлые, смеющиеся дети. Внимание на нас они уже не обращали. Ну, журналисты, и что? Ну, с фотоаппаратом. Уже сфотографировались же. Есть дела и поважнее.

— У нас тут хорошо. И зимой, и летом. Я не хочу никуда переезжать. Здесь и детям хорошо. Всегда есть чем заняться, где похулиганить. Я и сама здесь выросла. Я так скажу: сколько лет здесь стоит табор — ни разу проблем у нас не было. Ни с властями, ни с криминалом, ни с русскими. Никто не приходил к нам, не выгонял, не собирался сносить. Мы со всеми в мире, и с нами все в мире. Мы не злодеи какие-то. Детей не воруем, не колдуем, коней не уводим. А кто сомневается — приходите к нам, познакомимся. Мы вам всё покажем. Вот вы — идёмте на чай? Я вас угощу, — сказала встреченная на улице девушка.

— Спасибо, мы уже напились. Два раза пили уже. Но мы ещё к вам заглянем.