Забава из Академгородка: история актрисы «Пятого театра» от первого лица

Джульетта, она же Забава, она же царевна Будур — на счету молодой актрисы Анны Сотниковой роли не только блестящих красавиц, но и, например, лошади, собаки, комарика и мотылька из «Доктора Айболита». Анна рассказала о том, хорошо ли для актёра быть безликим, поделилась воспоминаниями о жизни в Новосибирске и о переезде в Омск.

Хулиганское детство

— Я родилась в Академгородке — в Новосибирске такой район. Это в 50-х годах сделали научный центр, и туда все учёные со всей России съехались, в том числе мой дедушка. Дедушка у меня генетик, а другой дедушка — физик. Родители — папа — бухгалтер, а мама — воспитательница в садике. Я у мамы четвёртая, у папы вторая. Самая младшая в семье

Детство? Ну я помню, что мы дрались с братьями, помню, что у меня была любимая группа «Любэ» и «Иванушки International». Помню, как включали музыку, а ещё у меня был стул, который складывается, и он постоянно мне защемлял попу. Лёгкие удары от братьев, но мне было достаточно. Я даже думала, что в школе плохо учусь, потому что они мне все мозги выбили.

У меня был очень трудный характер, и как-то меня не очень любили учителя. Я бегала постоянно, кричала, не очень адекватная была. Ну какая-то странная. У меня проблема с коммуникацией, и я проявлялась физически. Поэтому дралась с мальчиками, бегала, кричала, а вот разговаривать не умела. Помню, что в начальной школе я ещё вроде была нормальная, а потом, в средних классах, передвигалась только бегом. Поэтому меня всегда отправляли на соревнования по легкой атлетике, и вот это у меня получалось, а учиться было не мое.

У меня такое ощущение, что в детстве мне вообще всё не нравилось. Я без понятия была, кем хочу стать вообще, что мне нравится и кто я такая. Я думала, стану социологом. Не знала, кто такой социолог, но мне нравилось название. Так как я росла в обществе учёных, всяких там умных людей, а я что-то не очень вписывалась. Театральных людей в моем кругу вообще не было, и я думала: «Ну вот куда же мне? Ну что же это такое? Ну почему я не вот это и не вот это?» Решила, пойду хотя бы на журналистику. Пришла, значит, поступать, а там же надо разговаривать с людьми. Вроде бы про себя я знаю, что говорить, а сказать не могу.

Я посмотрела «Питер FM», мне захотелось стать радиожурналистом. А у нас ещё в школе на втором уроке было школьное радио. Я думала, блин, как круто. Стану радиожурналистом!

Я два года поступала. Просто ничего не могла сказать. А я ещё больше никуда не подала документы, только вот на журналистику. Целый год я работала няней на несколько семей. Ездила, зарабатывала деньги. Потом пошла на курсы фотографа, отучилась у Анны Масловой. Мне всегда хотелось заниматься творчеством, но я не могла как-то себя применить.

Да, переживала… Это ещё всё совпало с моей первой любовью. И моё первое предательство. Я была влюблена, и меня игнорировали, а теперь мне кажется, что если люди со мной не разговаривают, вот они все предатели вокруг! И я тогда не поступила, моя первая любовь перестала мне писать. Ну я думаю, всё — жизнь — боль. Я очень страдала, купила себе гитару, писала какие-то пессимистичные стишки, музыку для них писала. Вела ЖЖ, рассказывала, что мои друзья меня не поддерживают, все против меня.

Мама работает в детском саду. Когда я не поступила, работала няней на две семьи и в садике, например, мама хочет уйти куда-нибудь к подружке, а я заменяю.

Когда я начала только сидеть с детьми, там была девочка маленькая, года два, и тогда я столкнулась с мытьем поп. Вот это был, конечно, такой ад немножко. Мыть какашки детские — такое себе, но ничего. Мне очень комфортно с детьми, потому что это моя среда обитания.

Я хочу детей, но сейчас пока сильно хочется работать. Это такая дурацкая ситуация, потому что эта профессия... Месяцев пять ты ещё можешь работать, а потом живот уже торчит, и ты особо уже не сыграешь Джульетту и так далее. Придётся с пятого месяца уходить. А потом ты родил, у тебя ещё живот пока есть и ещё ребёнок, ну и поэтому ты теряешь ещё полгода. Ну это я думаю так, пока молодая, когда стану старше, я буду жалеть, что не родила раньше. Я очень переживала всегда, что моя мама взрослая. Она меня родила в 32, но сейчас это, конечно, нормально.

Театральный институт

У меня есть няня. Она училась в Омске на режиссёра и предложила поступать в театральный, а мама говорила идти на дошкольного педагога.

Я подала на дошкольного педагога, в театральный и на журналистику. И когда я проходила туры в театральный, я что-то вообще не волновалась, думала: «Ну поступлю или не поступлю!» А потом в третьем туре я загорелась: «Хочу поступить в театральный!» Хотя я не особо понимала, что это, но сразу же забыла про педагога и журналистику.

Меня как будто насильно туда запихнули. Я как будто не понимала, что это. Со стороны кажется, что ты ходишь и кривляешься постоянно, но поначалу это дикая работа над собой, а я ещё и дико зажатый социопат. Ты просто душу свою рвёшь и себя перекраиваешь, и поначалу, когда я только поступила, мне было сложно общаться с нетеатральными людьми.

Я поняла, что люди с театрального мне гораздо ближе. Тебя заставляют проникнуться. Ты поступаешь в театральный, и тебя как будто отдают жить туда. Ты приезжаешь в 9:00, уезжаешь в 22:00, а так как мне ещё полтора часа добираться до дома... В общем, ты всё время проводишь в институте, и каждый день надо приносить этюды на разные темы. Нужно приносить пять этюдов, а я слишком правильная, я приносила шесть этюдов. Ты едешь в автобусе, записываешь эти этюды, приезжаешь домой, у тебя есть 15 минут, чтобы их прорепетировать и потом лечь спать. Репетируешь эти этюды за 15 минут, ложишься спать, а потом опять встаёшь в 6, едешь в институт, и вот так вот почти четыре года было. Некоторые не выдерживают: у нас, наверное, человек десять ушло. Мне всё это нравилось, несмотря на то, что времени не было вообще, и ты мало спишь, но это всё заряжало энергией.

Почему я не училась в школе, а в театральном стала прелестной ученицей? Компенсация у меня какая-то произошла. Я не знаю, это гиперкомпенсация или просто компенсация, нам на психологии что-то объясняли. В школе я плохо-плохо училась, и мне было сложно выбиться из этого состояния, а в институте я сразу начала обучение со рвением.

Каждая четверка была у меня со слезами. Я помню, подготовилась к самому жесткому экзамену по истории зарубежной литературы. Вроде на всё ответила, и она задаёт мне козырный вопрос, чтобы я от себя ответила, какое произведение мне понравилось больше, и я такая: «Ну мне все одинаково». И она говорит мне: «Ты не погружена в материал, поэтому я поставлю тебе четыре». И всё, до четвёртого курса у меня были какие-то дикие флешбэки, и периодически у меня душа была не на месте из-за того, что я прокручивала эти моменты. Ну слава богу, это всё прошло. Тьфу-тьфу!

Все, когда поступают в театральный, идут за славой. Что-то у меня не было ощущения, что я иду за славой. У меня было ощущение, как будто я хочу себя развить. Но, возможно, я лукавлю, возможно, какое-то тщеславие присутствовало, но я очень надеюсь, что его не было все-таки.

Нам все говорят: «Вы пришли за славой, не врите!» А я на самом деле хочу развиваться. Это как сейчас идут репетиции, и тебе намного интереснее они, чем играть сам спектакль. Мне кажется, что чем взрослее становится актёр, тем он пренебрежительнее относится к репетициям. Типа: «Я знаю, как играть, ты меня уже ничему не научишь».

Чем ты более безлик, тем ты лучше, потому что я не личность, я примеряю маску. Поэтому нужно проштудировать, чтобы у меня была хорошая речь, хорошие движения, чтобы я четко говорила, а сейчас я понимаю, что потеряла себя. То есть раньше вот, после школы, я подстриглась под мальчика, я комфортно себя чувствовала какой-то немного неформальной. А сейчас я стандартная, длинные волосы, очень обычная девушка, и потеряла свои особенности, которые хотелось бы найти. Это сейчас меня просто убивает. Именно поэтому я сегодня спала два часа, потому что попросила своих коллег устроить вечер выдоха. Потому что сейчас вот накипело. Это как будто ты стоишь на месте и не развиваешься. Не то что я не люблю то, что я делаю, как будто бы не иду дальше.

Я не могу понять, что нужно сделать, чтобы идти дальше. Я думаю, может быть, нужно составить график, читать какую-то литературу специальную, записаться на курсы по вокалу, по гитаре, учить английский. Как будто что-то нужно сделать, а я не понимаю, что. Я надеюсь, что у меня это пройдёт.

Первой парой обычно ставили какую-нибудь теоретическую, а потом, ближе к одиннадцати, мастерство. Мастерство — это то, что у тебя по четыре часа в день. Часто танец был первой парой, и обычно ставили «Танец» и «Сценические движения» в один день. То есть ты сначала потанцевал плотненько, а потом ещё покувыркался. Я помню, что, когда поступила, набрала в мышечной массе.

Нам, кстати, нельзя было ни стричься, ни краситься, с наращёнными ресницами — это была вообще доска позора.

Я сейчас понимаю, что это же просто институт, это не взрослая жизнь, это не театр. А нам институт преподносили, как будто это храм, это театр, и вы должны быть такими, такими и такими!

Мне вот любят давать советы, мол, это тебе не идёт, этот тебе не подходит. Я встречалась со своим одногруппником и, собственно, сейчас с ним и встречаюсь. И мне преподаватель подходил и говорил: «Вот было бы хорошо, если бы вы расстались». Аргументировала это тем, что он плохо на меня влияет, он ведёт меня ко дну и совсем мне не пара.

Конечно, был дискомфорт. Когда мы только-только начали встречаться, я не могла при нем показывать этюды. Я всегда его просила выйти, и он выходил. А когда ты уже притерся к человеку... Поначалу было просто страшно обосраться перед ним, а потом нормально. Но в театре было сложно работать, потому что у нас достаточно жёсткий худрук, и он может и задрючить. И когда твоего возлюбленного критикуют, ты просто сидишь и ничего не можешь сказать. Тебе обидно за него. Ты злишься на себя. Я рада, что сейчас мы работаем в разных местах.

Я постоянно унываю. Кто-то не так посмотрел — я загрустила, что-то не так получилось — я загрустила. На людях я стараюсь этого не показывать, но, когда приезжаю домой, вся в слёзы, звоню парню и говорю, что всё плохо. Он меня успокаивает, и я живу дальше.

Очень люблю повторяющиеся механические движения, поэтому моим любимым предметом была «Речь». Ты постоянно должен повторять одно и то же и совершенствовать. Вот это был кайф. Ты сидишь повторяешь-повторяешь, а потом у тебя получается, и ты такой: «Да-а-а-а!»

Омск. «Пятый»

После окончания мы рассылали резюме везде. Нас позвали в Хабаровск, но он очень далеко, и мы решили посмотреть поближе. Меня звали в Томск, но я сказала, что поеду только с парнем. Как-то была ситуация с моей няней, она спрашивает меня: «Куда бы ты хотела пойти?» Я говорю: «Ну пойду в омский ТЮЗ». Она мне на это ответила: «Ты думаешь, тебя туда возьмут?» Ну и всё, вызов был брошен!

Я поехала в Омск, как будто мне путь был уже предначертан. Спросила у знающих людей, что лучше, ТЮЗ или «Пятый», сказали, что «Пятый». Мы приехали, был последний день прослушивания, и нас было четыре человека. Театру нужны были люди, потому что репертуар горел, нужны были новые лица. Я не знаю, то ли от того, что мы хорошие и талантливые ребята, то ли от безысходности, но они нас взяли. Надеюсь, что первый вариант.

Самый первый мой спектакль был «Доктор Айболит». А там ты сначала выходишь лошадью, потом выходишь собакой, потом выходишь комариком, потом мотыльком. И постоянно, постоянно животные идут. Спектакль не сложный по движениям, но всё запомнить трудно. И у нас было репетиции две-три, и ты такой бац-бац, а на следующий день уже играть!

Вообще для меня очень странно, потому что в институте мне давали только мальчиков играть и дерзких сучек. А тут давай мне всяких Снегурочек играть. Я думаю, какая же я Снегурочка? Снегурочка высокая, такая высокая женщина.

Самая моя любимая роль — это в «Летучем корабле» Забава. Она такая дерзкая девчонка, то есть я чувствую себя свободной. А когда ты играешь Снегурочку, ты ограничен, ты не можешь дерзко ответить.

Все зависит от режиссёра и от постановки. Вот, например, «Лысая певица и что-то ещё». Я обожаю этот спектакль, потому что у нас был прекрасный режиссёр. Это было по любви, поэтому каждый раз, когда мы выходим играть, это вот как-то по любви. А есть спектакли, которые не очень нравятся. Ты уже идёшь такой, типа, ну сейчас отыграю и домой пойду. Очень надоедают детские сказки, мы их играем почти каждый день, когда начинаются каникулы. И новогодние — просто каждый день по три раза. И так сильно устаёшь от этого, что когда всё оканчивается, то вздыхаешь с облегчением.

«Ромео и Джульетта» — это просто мой ад. Потому что я вводная, то есть репетировала не с первого дня. Каждый раз, как выхожу, у меня дикая паника, повторяю текст, думаю: «Боже, я запнулась, капец, это все видят, и я ухожу с позором!» Но это только с «Ромео и Джульеттой». Там текст стихотворный, если ты запутался, то выпутаться очень сложно.

Есть режиссёры, с которыми я хотела бы поработать. С Бутусовым, к примеру! Я не знаю, куда дальше идти, но в этой профессии, если только менять театр, потому что, ну ты играешь свою роль и играешь.

Мне кажется, вот играешь-играешь в театре, а дальше, может, уже какое-то кино, какая-то известность. Всё равно это не рост, это не о росте, а о какой-то славе. Надеюсь, что уже не в Омске. Я не думаю, что в ближайшее время поменяю театр. Вот когда я только приехала, я думала, какая жесть, грязнее города я в жизни не видела. А потом, как говорится, стерпится-слюбится. Сейчас я уже третий год живу.

Хочу стать универсальным актёром, играть на всех инструментах, танцевать идеально бальные танцы и быть сверхчеловеком, но это тоже спорный момент. Будешь ли ты лучше играть, если ты будешь ещё играть на инструменте? Вот есть актёры, которые ничего не делают, но их энергия просто захватывает.

У нас прекрасная труппа. Нас всегда пугали в институте, что вот ты придёшь в театр, ты молодая, тебя будут гнобить, роли не будут давать, осколки в туфли подкладывать. А у нас просто любовь, идиллия, все друг другу помогают. Очень хорошие ребята, я их очень люблю, поэтому не знаю, как будет, если я уйду в другой театр.

В нашем театре мне очень нравится [актёр] Борис Косицын. Вот он такой вдумчивый, органичный. Среди женщин — у нас была актриса, она умерла в этом сезоне. Вот, наверное, она. Казакова Татьяна Вячеславовна. Ей было всего 62, у неё были проблемы с лёгкими. Для нас это был такой шок. Вот она прям хорошая актриса, несмотря на то, что, когда я пришла в театр, она уже мало играла. Всё равно смотришь на неё, и энергия идёт!

Я себя считаю сносной актрисой. Ну сложно оценивать, потому что я не вижу себя со стороны и ориентируюсь только на замечания и на какие-то отзывы.

Всё новое всегда страшно.

Стасончик (Станислав Ляшенко, актёр «Пятого театра». — Прим.ред.) — это был мой первый театральный поцелуй, и мы, когда репетировали, то не целовались, и первый раз поцеловались на спектакле. Мне было не совсем удобно, потому что в то время ещё мой парень играл. А сейчас Стасон как свой: по попе погладить, поцеловать — вообще без проблем.

В институте я очень хотела сыграть Жанну д’Арк. Сейчас я уже не знаю, хотела бы или нет.

В процессе ты приходишь к тому, что то, что чувствуешь ты, — это вообще пофиг. Главное, чтобы зрители поняли то, что ты чувствуешь. И поэтому ты должен не сам чувствовать, ты должен показать то, что ты чувствуешь.

К нам приезжал режиссёр Иван Комаров, и у него было чёткое видение, какая должна быть героиня. Она должна быть нежная и истеричная. Вот когда она разговаривала с дворником, она должна была его посылать, а мне вот как бы не интересно постоянно посылать. И, видимо, у меня не получилось как-то дерзко посылать его, я делала это так, как могла. И он такой: «Нет, ещё раз». Мы тратили несколько часов в день, чтобы я просто научилась посылать именно так, как хочет он.

Вообще режиссёры идут от человека, типа, если ты не можешь сделать так, как надо, делай, как ты можешь, потому что все разные.

Раньше, до этой несчастной недели, я правда считала, что актёр — это инструмент, а сейчас я начинаю переходить в тот этап, где я не хочу быть инструментом, а хочу быть сотворцом. Когда ты что-то делаешь, то первую мысль всегда отгоняй, потому что первая мысль — это обычно штамп. Я хочу играть не штампами. Ну вот как может выглядеть Джульетта? Ну вот такая воздушная, ну Джульетта для всех Джульетта. А я хочу что-то своё уже привносить, но это только мой конфликт, потому что режиссёры только за то, чтобы ты был объёмнее в своих ролях.

У меня просто появилось свободное время. Я начала думать и поэтому стала загоняться.

Блиц

— Моя самая любимая актриса, но это тупо по внешности, Кира Найтли. Если бы я была парнем… Да и сейчас дала бы ей, короче.

— Мне трудно себя оценивать. Ну я как бы обычный человек, но я бы себе ноги удлинила, плечи укоротила, что-нибудь бы прибавила.

— Сейчас я читаю книжку Мишель Обамы. Мне не очень сильно нравится, но я читаю.

— [Актёр Хоакин] Феникс в «Джокере», вот это сыграл, да!

— Я обожаю [певицу Аллу] Пугачеву. Я всем говорю, что мне нравится Пугачева, а так мне нравится всё, что понравится.

— У меня иногда как будто нет в голове мыслей. Не то что я тупая, а вот просто могу сидеть и ни о чем не думать.

— Я хотела бы стать более коммуникабельной, потому что всё равно в нашей профессии всё на личностных отношениях заворачивается. Вот режиссёр, выбирая между двумя одинаковыми актрисами, всё равно выберет ту, которая больше ему нравится как человек.

— Мне бы, наверное, ничего бы не хотелось менять в мире. Я бы локально поменяла, ну там, когда приезжаешь в Москву, там постоянно стройки. Вот плиточка неровно лежит, и через неделю она уже лежит идеально, потом через неделю опять чинят. Нет вот чтобы приехать в Омск и в Омске починить!

— Меня беспокоят проблемы с экологией. Я собираю бутылки, не использую лишний раз пластик, разделяю мусор. Мне все говорят, что всё равно всё в одну кучу скидывают, а я вот верю, что когда-нибудь мы придём к тому, что нужно экономить ресурсы. Что мы все не вечны.

— Мне очень важно созидать. Хочется быть нужной. Есть такая потребность кого-то пускай не сделать счастливым, но хотя бы облегчать жизнь. Хочется в детские дома походить и помочь. Помогать больным раком и нуждающимся. Просто хочется прожить жизнь не только для себя.