Когда кончается кислород: сутки на омской ковидной скорой

24 октября корреспондент NGS55.RU вышел на смену с ковидной бригадой омской скорой помощи. Журналист ездил на вызовы, стоял в очередях на томографию, а потом вместе с больными ждал, когда им найдут места в стационарах. Забегая вперед — из-за многочасовых задержек бригаде удалось обслужить всего четыре вызова за сутки и госпитализировать удалось не всех.

В тот момент ситуация стала критической, и через два дня накопившиеся проблемы выльются в акции протеста сотрудников скорой помощи. Сегодня, после отставки министра здравоохранения Омской области, служба работает совсем по-другому.

Когда кончается кислород, человек становится землисто-серым. Он плохо понимает происходящее и норовит заснуть — а ему не дают. В соседней машине как раз такой мужик лет 55 из села: поражение легких — уже за 60 процентов, насыщение крови кислородом — ниже 60 процентов при норме от 95 до 100. До Омска добирался сам, с родственниками, как еще довезли живым?

Два баллона кислорода, которыми укомплектована каждая бригада, уже закончились. Фельдшер бегает от машины к машине и просит одолжить баллон. К счастью или нет, попросить есть у кого — у диагностического центра скорых скопилось полтора десятка машин, ждут очереди на КТ или направления на госпитализацию.

У нас есть баллон.

— Как, полегче?

Мужик, уткнувшись в маску, кивает. Рядом сидит жена, держит под руку. Молчат, не жалуются — сказано ждать, они и ждут.

Примечание: сегодня медики госпитализируют таких тяжелых пациентов, не теряя времени на КТ.

Мы в этот момент уже полтора часа ждем места для женщины с 50-процентным поражением. Вокруг машины ходит ее муж: не знает результатов обследования, а жена не говорит и почему-то вообще его не замечает. Мужик курит одну за другой, время от времени греется в старой «пятнашке», потом снова выходит к скорой. Если госпитализируют — поедет домой за вещами. Если нет — повезет жену домой.

До того как фельдшер принес результаты томографии, женщина не собиралась госпитализироваться — говорила, что просто хочет знать процент поражения. Когда узнала, что-то в голове переключилось.

— Я могу умереть?

— Да.

— Давайте в больницу.

***

Восемь утра, подстанция омской скорой. Начинается новая смена. Становимся одинаковыми, надев костюмы. Я, честно говоря, так и не понял, как медики потом узнают друг друга, но узнают. Еще не успеваю привыкнуть к очкам, которые норовят сбежать, а «Газель» уже на месте: путь от подстанции занял лишь 4 минуты. 62-летняя женщина, открывшая дверь, явно нас пока не ждала: звонила на 103 только час назад.

— Вы же это, вроде… Сутки на вызов едете.

— Да. Вам просто повезло.

Примечание: на сегодняшний день среднее время ожидания этой категории пациентов сократилось до 99 минут.

Эта женщина будет самым легким пациентом за смену. Температура под 39 держится 6 дней, насыщение крови кислородом — 93 процента. Хроническая астма. По сегодняшним меркам — терпимо.

Давление-пульс-температура-собирайтесь. Едем на томографию — диспетчер отправляет в диагностический центр, сейчас там только 2 бригады с нашей подстанции. Но всего на месте 9 машин, и одна из них привезла 8 пациентов из области. Становимся в очередь — оперативными и скорыми мы были недолго.

Больным с подозрением на коронавирус в Омске сделать исследование легких можно в 3 учреждениях. Сама по себе процедура занимает от силы минут 15, но очереди на КТ с самого начала пандемии стали притчей во языцех. Полгода прошло, но в соцсетях до сих пор появляются фотографии МСЧ-4, например, по периметру опоясанной скорыми. Рекорд моей бригады — 7 часов. Много так наработаешь, когда в очереди стоит половина всех городских бригад? Региональный Минздрав каждый раз объясняет очереди локальными техническими проблемами: да, было, наверное, но сейчас всё уже хорошо.

Пока ждем, разговорились с пациенткой.

— Нехорошие мысли приходят в голову. Меня терапевт осмотрел только на шестой день — до этого не могла никуда дозвониться, потом пинали туда-сюда, потом долго никто не приходил. Я поняла, что мы просто никому не нужны. Ладно, мы старые. А вы молодые, вас жаль, — рассказывает женщина.

Мазков ей, конечно, никто не назначал — впрочем, по словам самих же медиков, в последнее время эти исследования редко показывают положительный результат. В фонендоскоп у пациентки не слышно пневмонии, но это тоже пока ни о чем не говорит. Фельдшер предполагает, что у женщины около 20 процентов поражения легких, — но пока это только предположения.

— Никогда заранее не угадаешь. Один с 20 на ногах не стоит, другой — с 50 по лестницам бегает. Один парень у меня от каталки отказался и сам от машины до КТ дошел, а оказалось, что у него 95 процентов. Ему вообще дышать уже нечем было, — говорит медик.

***

Как принимают решения о госпитализации? По глухому телефону. Фельдшер с результатами томографии звонит старшему дежурному врачу. Тот пересказывает информацию замминистра здравоохранения Омской области Анастасии Маловой, и та ищет место по стационарам. После чего сообщает дежурному, куда везти пациента, а дежурный — фельдшеру. Мне никто так и не смог внятно ответить на очевидный вопрос: почему распределять койки у нас может только лично замминистра? «Потому что так», — разводят руками. Естественно, чиновница не могла быть на связи 24 часа в сутки, и закономерно возникали проблемы с госпитализацией.

Примечание: сегодня медики работают по другой, прозрачной схеме, и свободные койки теперь доступны в любое время.

А мы ждем в очереди полтора часа, еще около 30 минут уходит на описание результатов. Исследование показывает 50 процентов поражения легких. Фельдшер звонит старшему дежурному врачу — и вдруг происходит что-то непонятное.

— Так. Сатурация, одышка, 50 процентов... В ГБ-1 ее, — говорит дежурный.

Фельдшер не скрывает удивления: чтобы так с ходу нашли койку, будто не искали даже, а она уже наготове была, — странно как-то. Женщине снова везет. Едем в ГБ-1 имени Кабанова.

***

В региональном Минздраве за всю пандемию ни разу не подтвердили, что в Омске есть проблемы с койками. Напротив, отчитывались даже о резервах, которые сразу же введут при первой необходимости. И в этот же момент наш фельдшер радуется, что удалось сразу, без боя, найти койку для инфекционного больного на седьмом десятке, у которого, по сути, осталось одно легкое.

— Смотрю ее (Ирины Солдатовой, экс-министра здравоохранения Омской области. — Прим. ред.) выступление и чувствую себя дураком. Всё же на самом деле хорошо, это просто я ничего не понимаю. И койки у нас есть, и коронавирус на плато. А если серьезно: ладно я — я в теме. Но и остальные же люди должны видеть, какая хрень творится. Ну правда. А еще я даже завидую, как с такой убежденностью можно такую пургу нести, — говорит один из медиков.

Пациентка, которую мы увезли в ГБ-1 Кабанова, первый день пролежит в коридоре, потом ее переведут в палату. Позже женщина расскажет мне, что очень благодарна врачам и медсестрам, которые лечат раза в полтора больше людей, чем официально вмещает отделение. Как говорят медики, так работают далеко не все омские больницы.

А мы отправляемся на дезинфекцию — ее нужно проходить после каждого вызова с подозрением на коронавирус. С учетом времени в пути до подстанции обработка машины занимает около часа. Чтобы пропшикать раствором весь салон «Газели» из «кёрхера», выждать технические паузы, всё вытереть и уложиться в регламентированное время, приходится постараться. Здесь же снимаем костюмы, садимся чистыми в чистую машину и едем на обед.

— Нам с тобой сегодня везет. Обычно обедаем часов в 9 вечера, ужинаем — часа в 2 ночи. В таком режиме поработаешь — представь, что с желудком происходит, — говорят медики.

Как подтверждение — пустая подстанция: кроме нас в час дня больше никто не обедает. Едим, снова залезаем в костюмы и едем на второй вызов.

***

У второй пациентки клиника почти та же, но женщина выглядит хуже. Речь уже заторможена, отзывается эхом на каждый второй вопрос.

— Кашель когда появился? Неделю назад?

— Кашель. Да. Кашель сухой, не откашливается.

— Что еще беспокоит?

— Не знаю. Есть не могу, спать не могу.

Эту женщину мы тоже везем на томографию и снова — в диагностический. Попасть на томографию нашей пациентке удается почти сразу: за 30 минут она проходит процедуру и получает результаты. Но мы рано обрадовались — с 50-процентным поражением ей не нашлось места в стационаре.

— Домой увезти ее надо. А завтра с утра пусть снова вызывает. Сейчас просто некуда везти, — говорит по телефону старший дежурный врач.

— Хуже станет — мы же будем виноваты.

— Тогда телефон диктуйте и ждите.

***

Ждем — уже полтора часа стоим у диагностического центра. Стемнело, а мы обслуживаем только второй вызов — и в сегодняшних условиях это норма.

— Мне кажется, если бы в аптеках были лекарства, те же уколы, которые доктор прописал, я бы дома осталась, — говорит пациентка. Больше она ничего не говорила.

— Бывало, что умирали в очередях на КТ? — спрашиваю фельдшера.

— У меня нет. Но приходилось вызывать реанимационные бригады — это да, было.

— А тебе самому страшно бывает?

— Конечно, страшно. Больным страшнее.

У нас совсем новая, почти «нулевая» «Газель», но в машине холодно — одной печки в салоне не хватает. Поэтому в старых каретах теплее, там уже давно стоят дополнительные отопители. Идет третий час ожидания, пациентка с температурой и пневмонией кутается в плед. В какой-то момент провалилась в забытье. Казалось бы, тоже откидывай голову и кемарь, но не спится — в том числе от осознания абсурда и дикости происходящего. Ночь, скорая, которая битый час стоит с больным посреди города — вместо того, чтобы сдать его в больницу и ехать к тем, кому прямо сейчас нужна помощь.

Курить уже надоело, но снова выходим с водителем.

— Вот так и работаем, твою мать, — он будто читает мысли.

Наконец, через 2,5 часа после звонка дежурному врачу, нас отправляют в инфекционную больницу. Снимаемся с места, но через 7 минут, когда едем уже по Масленникова, тормозят: всё, нет нашей койки, отдали кому-то другому.

— В смысле «отдали»? Как?

— Потому что так.

Останавливаемся на обочине и ждем еще 40 минут — пока, наконец, не находится место в ОКБ. По всей видимости, больница отчитались в Минздрав о свободных койках — видим одну, вторую, третью скорую, которые появляются с прилегающих улиц и едут в ту же сторону, что и мы. Так и идем колонной.

— Скоро будем, как газелисты, наперегонки — кто успеет, тот положит [пациента], — говорит водитель.

Мы госпитализировали пациентку через 3 с небольшим часа после того, как получили результаты томографии. В приемнике у женщины намеряли уже 85 процентов сатурации.

***

На часах после обработки машины уже половина двенадцатого. Нас отправляют ужинать — желудок уже давно переваривает сам себя. Но, по словам медиков, в сравнении с обычным графиком сегодняшний всё равно получается гуманным.

На следующем вызове нас ждут 9 часов. Точнее, уже не ждут: двое стариков на восьмом десятке легли спать. Болеют 10 дней, мазков им тоже не назначали, и симптомы те же — только насыщение крови кислородом у бабушки упало до 80 процентов. Из дома не выходят, продукты приносят родные, а задерганные терапевты «прибегут и убегут».

Давление-пульс-температура-собирайтесь. Посреди ночи поднимаем стариков с кровати и везем на томографию — на этот раз в МСЧ-4. Они, кстати, ни разу не спросили, почему мы приехали только сейчас и почему нельзя сделать томографию днем.

По ночам в Омске КТ делают лишь в этой медсанчасти, и потому у больницы предсказуемо собираются очереди. А еще томограф в МСЧ-4 перегревается, поэтому после каждого пациента ему дают остыть 15 минут.

Примечание: сейчас по ночам в Омске КТ делают несколько медучреждений.

Но нам снова везет — приезжаем всего лишь пятыми и получаем результаты уже через полтора часа: у деда — 8 процентов, у бабушки — 40. Время от времени даем женщине кислород — тут и без томографии было понятно, что надо госпитализировать. Но дежурный врач резюмирует: мест нет.

— Бабушка сильно болеет.

— Все сильно болеют. В 10 часов [утра] пусть снова вызывают. Сейчас везти некуда — от слова «совсем». Мы забили всё что можно — давали 20 коек, мы забили 40. Вон — сатурация 40 и 80 процентов [поражения лёгких], сейчас домой поедут.

Везем стариков домой. Забегая вперед, добавим, что на следующее утро они снова вызовут скорую и бабушку все-таки госпитализируют.

А мы после обработки в 3 часа ночи едем на новый вызов. Полная квартира больных — и снова ни одного официально ковидного. А хуже всех — 50-летний мужчина. Он землисто-серый.

***

Этого мужика мы завозим в МСЧ-4 на каталке с кислородом и системой. У медсанчасти уже около 15 машин, но нас пропускают: для совсем тяжелых — своя очередь. Сатурация — 40 с копейками, он уже ничего не понимает. И я не понимаю: какая ему КТ, если еще чуть-чуть — и реанимация нужна? Медики тоже не понимают, но резюмируют:

— Потому что так.

Томографию ему сделали быстро, результат в этот раз предсказуемый — 75 процентов поражения легких. От предложения везти мужика домой фельдшер отказывается. А мне не верится, что у этого пациента тот же самый коронавирус, которым бессимптомно переболел я сам.

Ждем.

Меняем баллон.

Ждем.

Ждем.

Кислород кончается не только в баллоне у этого пациента — у меня на глазах задыхается целая ветвь здравоохранения. И пока в одном месте впустую уходят сотни часов, в другом умирают люди. Но почему-то ни на одном вызове нас не обматерили — неужели люди понимают, что скорая находится в заложниках глупой и трагичной ситуации?

***

Госпитализировать пациента нам удалось только в девятом часу утра, когда смена уже закончилась. К этому моменту уже перестаешь пытаться урвать любой момент, чтобы закрыть глаза, — просто сидишь, как болван, и не очень хорошо понимаешь, что происходит вокруг. Едем на обработку, потом на подстанцию. Фельдшеру нужно оформлять документы, сдавать инструменты и оборудование, но меня на эти детали уже не хватает.

Сажусь в свою промороженную за сутки машину, закуриваю: за смену наша бригада обслужила 4 вызова. Вот на что мы потратили сутки: ожидали решений о госпитализации — около 8 часов. Провели на томографии — почти 6,5. В дороге — около 5 часов. Осматривали пациентов — около 2,5 часов. Обрабатывали машину — 2 часа. И чуть больше часа ушло на обед с ужином. В сутках у нашей бригады получилось 25 часов.

P. S.

Через двое суток, ночью 26 октября, один из фельдшеров, не дождавшись койки для тяжелого пациента, привезет его к правительству Омской области. Постоит с мигалкой у шлагбаума, но к зданию машину не пропустит охранник. Тогда скорая переедет к зданию регионального Минздрава и встанет у самых дверей. Койку найдут уже через 15 минут. Следующей ночью история повторится: к Минздраву приедут уже 2 кареты с такими же пациентами на кислороде, которых за целый день тоже не удалось никуда пристроить. И только после этого в омском Минздраве начнутся проверки и отставки.

Росздравнадзор ожидаемо вынесет вердикт о том, что время ожидания скорой у нас не шло ни в какие рамки, а система госпитализации была проработана на коленке. Сначала от работы отстранят Малову, потом уволят Солдатову со всей ее командой. А у силовиков возникнут вопросы к госзакупкам, которые успели провести московские чиновники за 8 месяцев работы в Омске.