В конце января омский следком официально объявил об уголовном деле в отношении бывшего министра здравоохранения Ирины Солдатовой и руководителя Дирекции здравоохранения Виктора Бабикова. Оба проходят по одной статье — превышение должностных полномочий при закупках медицинского оборудования для борьбы с коронавирусом. В основу дела легли результаты проверки казначейства — ревизоры выявили нарушения на сумму более 920 миллионов рублей. Ущерб, причиненный региональному Минздраву, оценивается в 105 миллионов. По версии следствия, столько бюджет переплатил поставщикам. Виктор Бабиков в интервью NGS55.RU прокомментировал возбуждение уголовного дела против него.
— Какое отношение вы имеете к уголовному делу, если все закупки, которые в нем фигурируют, проводил Минздрав?
— Никакого.
— Тогда почему вас называют подозреваемым и подельником бывшего министра Ирины Солдатовой?
— У нас аналогичный вопрос к следствию. Меня можно аффилировать с бывшим министром ровно настолько, насколько и с вами. До того как Ирина Солдатова предложила приехать в Омскую область, мы даже не были знакомы. Насколько я знаю, до этого она работала в Министерстве здравоохранения Московской области, я там никогда не был. Но омский регион прекрасно знаю по прошлой деятельности. Он оказался для меня интересен, и когда поступило предложение возглавить Дирекцию здравоохранения, согласился. Мы на самом деле сработались. Я выезжал с ней в районы, выступал на проектных комитетах, чего раньше руководители Дирекции не делали. Наверное, поэтому был сделан вывод об аффилированности.
В СМИ выходили новости с заголовками, что приехал главный по закупкам, хотя закупки — десятая часть функционала Дирекции и в мои обязанности они не входили. Для этого пригласили других квалифицированных специалистов.
— Какие задачи Солдатова ставила перед вами?
— Требовались профессионалы, которые бы работали очень быстро и на износ, потому что не были готовы помещения под установку оборудования для борьбы с коронавирусной инфекцией, сроки его поставки удлинялись из-за ажиотажного спроса, не хватало лекарств. Ситуация была экстренная. А у меня был опыт открытия медицинских и диагностических центров, поиска кадров, работы в фармацевтических компаниях и с проектными организациями.
— Закупками вы не занимались, в Омск приехали только в середине мая, при этом вам вменяют тот же ущерб, что и бывшему министру.
— Следователь считает, что мы вступили в сговор еще до моего назначения, потому что 16 апреля в первый раз созванивались, но подтвердить не может. Кроме того, меня и адвоката не ознакомили с постановлением о признании Минздрава Омской области потерпевшим. Несмотря на это, мои счета и имущество арестованы. Я ответил на все вопросы, которые интересовали следствие, хотя у меня было право не свидетельствовать против себя. Наша позиция заключается в том, что Минздрав оборудование дешевле купить бы не смог. Мы в этом уверены на 100% и будем на этом настаивать. Все цены были ниже рыночных, ущерба для бюджета нет. Сейчас пытаемся доказать это следствию путем проведения рецензий, реальных экспертиз оборудования, а не тех, которые заказывает следствие непонятно у кого, непонятно по каким методологиям.
— Когда возбудили уголовное дело, вас не отстранили от работы?
— Я ни на один день не был отстранен. Да, по некоторым вопросам меня не включали в работу, пришлось включаться позже и делать в два раза больше. Если бы не было доверия между руководителями департамента и мной, наверное, меня бы посоветовали убрать. Эта тема не затронула Дирекцию, но она затронула меня лично, очень сильно пострадал имидж, деловая репутация. Как говорит мой адвокат, это хороший опыт. Может быть, он, конечно, и не нужен. Самое важное для меня сейчас — восстановление репутации.
— И все-таки, кто выбирал поставщиков медоборудования и решал, по какой цене его закупать?
— В функционал Дирекции здравоохранения эти вопросы не входят. Она не определяла ни поставщиков оборудования, ни его номенклатуру, ни технические характеристики, а только готовила контракты для Минздрава. К тому же, как выяснилось в прошлом году, специалисты Дирекции раньше не закупали медицинское оборудование, не могли отличить компьютерный томограф от магнитно-резонансного, даже не знали, как выглядит аппарат ИВЛ.
Основные задачи Дирекции — контроль эффективности эксплуатации медицинского оборудования и проведения ремонта в поликлиниках и больницах, консолидация отчетности, которую ведут медицинские учреждения. Могу сказать только следующее: поставленное оборудование для борьбы с коронавирусной инфекцией — высокого качества, практически все поставщики показали свою надежность, первичная проверка актов контролирующих органов не выявила завышение цены. Я не понимаю, что в итоге от нас хотят: чтобы мы купили оборудование, в котором нет функционала, либо лечили людей?
— С другой стороны, заключались контракты на поставку ИВЛ в апреле, которые придут в конце июня. Дорога ложка к обеду.
— Максимальный срок на поставку оборудования в связи с экстренной ситуацией увеличили до двух месяцев, потому что ни у кого не было оборудования на складах. И всё равно был риск задержек. Когда рентгены и компьютерные томографы разрывали по всей стране, нам надо было попасть в производственную цепочку, помогая поставщику, так сказать, выполнить его обязанности. Приходилось напрямую обсуждать с заводами их производственные планы и ночью встречать автомобили с оборудованием.
— Томографы всё равно пришли очень поздно. Помните, какие очереди были летом на КТ?
— Только одна позиция немного задержалась по вине производителя. Остальное оборудование пришло точно в срок. Проблема была в другом. Когда я прибыл в регион, не было проектов установки томографов, а проектные организации оказались заняты. То же самое касается рентгенов.
— Как решали, что купить на 1,2 миллиарда ковидных дотаций?
— Почему то или иное оборудование попадало в ту или иную больницу, лучше спросить у Минздрава. Если говорить, сколько в целом надо единиц оборудования, то это количество определяется на федеральном уровне. Есть приказ Минздрава, что 30% коечного фонда должно было быть передано под ковид.
— Подозрительно то, что большинство компаний, с которыми заключались спорные контракты, до пандемии никогда ничего не поставляли в Омскую область.
— Я всегда был за то, чтобы работали и местные поставщики, и национальные. Просто со сложным оборудованием, когда его нужно много, безусловно, работать с поставщиками, которые давно на рынке, проще, удобнее. Покупать у крупных поставщиков было быстрее, выгоднее и надежнее. Как правило, такие поставщики заходят в регион, плотно работают с органами исполнительной власти и дорожат своей репутацией. Если какое-то оборудование окажется некачественным — всякое бывает, все коробки не просмотришь до поставки в регион, они даже до написания претензии только по телефонному звонку летят, чтобы решить эту проблему, и готовы привезти еще одну единицу оборудования, несмотря на то, что, может, просто ту неправильно подключили.
— Уголовное дело не отбило желание работать в Омской области?
— Я рассматривал вариант уехать из региона, но потом решил, что ничего страшного не произошло, мир не перевернулся. Повторюсь, контур тех вопросов, который есть у следствия, не входит в контур вопросов Дирекции здравоохранения. Но то, что следственные органы делают из мухи слона, очень сильно бьет по тому же Минздраву. Какой теперь высококвалифицированный специалист поедет сюда из Москвы? Он же понимает, что здесь произойдет, потому что местные элиты будут лоббировать свои интересы.
О том, как столичная чиновница нашла работу в Сибири, при заключении каких именно контрактов омское казначейство выявило нарушения и как развивались события после отставки главы регионального Минздрава, читайте в статье «Коронавирусный миллиард Ирины Солдатовой: что известно об уголовном деле экс-министра здравоохранения».