«Пальцем у виска, конечно, крутили»: омский фельдшер играет в рок-группе и набивает себе тату

Корреспондент НГС.ОМСК встретился с фельдшером скорой помощи, влюблённым в свою сложную работу, — он рассказал об изменившемся отношении пациентов и о вызовах к дезоморфиновым наркоманам.

Считается, что у специалистов, которые работают с людьми, должен быть классический внешний вид. Из-за татуировок или пирсинга могут даже отказать в приёме на работу. Но всё это может скрыть спецодежда. В рамках рубрики «История одной профессии» мы пообщались с фельдшером скорой помощи Дмитрием Лапутиным, который даёт советы о татуировках коллегам и в свободное время играет в рок-группе.

В детстве Дмитрий любил смотреть «Индиану Джонса», «Парк Юрского периода» и мечтал стать пилотом вертолёта, палеонтологом, заниматься генной инженерией и клонированием. Он решил, что хочет связать жизнь с наукой и поступить в медакадемию. Отец и тётя Дмитрия — врачи, но о профессиональной династии он не задумывался. Ко времени выпуска начались эксперименты с ЕГЭ, и поступить в вуз не удалось.

— У меня была пара запасных вариантов, и я поступил в третий медколледж. Там проучился пару лет, и мой однокурсник и по совместительству лучший друг позвал меня работать на скорую. Говорит — там интересно. Я решил попробовать и понял, что это то, что мне нужно, — рассказывает он.

В работе на скорой Дмитрия привлекает постоянное движение и то, что не нужно сидеть в офисе. Он даже признался, что переживает, если за смену не было ничего интересного и день был лёгким.

— Каждый новый день отличается от предыдущего. Драйв, движение, всё новое, сложные ситуации — это здорово. Я доучился в колледже, и на скорой работаю уже 14 лет, — продолжает он.

У фельдшеров на скорой есть категории, которые нужно подтверждать каждые пять лет. Дмитрий — фельдшер первой категории и руководитель экипажа скорой помощи. Именно он общается с пациентами, принимает сложные решения и руководит процессом спасения жизни людей на вызове.

— Поначалу я с работы вообще не вылазил, набирал дежурства. Мне всё было интересно. Я понял, что наукой я, наверное, не смог бы заниматься. Целыми днями сидеть в лаборатории, корпеть над приборами, — это не моё. Первый мой вызов был в 19 лет, я приехал на аварию, а там окровавленный труп, от человека почти ничего не осталось, а я нормально отреагировал и сделал всё, что от меня требовалось, — вспоминает фельдшер.

По его словам, в работе он сохраняет спокойствие и профессионализм.

— Ни разу не было такого, чтобы после смены захотелось напиться и всё бросить, хотя чего только не видал, — говорит Дмитрий.

В последнее время СМИ всё чаще рассказывают о нападениях на экипажи скорой помощи, но, по словам Дмитрия, раньше таких случаев было больше.

— Наркоманы, алкоголики, маргинальные личности. Иногда приезжаешь в квартиру, а там как в фильме ужасов: одна лампочка, свет мерцает, и гниющие заживо дезоморфиновые наркоманы лежат. Постоянно приходилось вступать в конфликты. И до рукоприкладства доходило. Особенно если напарник — девушка. Сейчас тоже такие случаи бывают, но они реже. Плюс у нас появилась возможность вызывать нацгвардию. Они приезжают и всех крутят. Ну и мы сами имеем при себе газовые баллончики и электрошокеры, — рассказывает фельдшер

Одно из увлечений Дмитрия — татуировки. Первый рисунок ему набили в 23 года дома у мастера.

— По первости это были портаки, [набитые] по знакомству на квартире. Сейчас старое у меня всё перебито. Благо их было мало. Ужасные вещи, — со смехом вспоминает он.

Активно делать новые тату Дмитрий стал с 2011 года. Иногда он сам рисует эскизы и старается выполнять татуировки в одном стиле. Взглянув на тело молодого человека, можно узнать, что он любит научную фантастику, японские видеоигры, фильм «Звёздные войны», музыку и работы омского авангардного художника Антона Гудкова.

Многие коллеги медика, решившие сделать татуировку, советуются с ним и показывают рисунки, которые хотят набить.

— Бывают красивые эскизы, а бывает и полная ерунда. Я всегда стараюсь честно говорить. В матчасти я разбираюсь. Знаю стили и неплохо разбираюсь в дизайне. Да и многие татуировщики тоже отказываются бить то, что им не нравится, отговаривают людей, — говорит он.

У медиков есть профессиональные татуировки — это сосуд Гигеи (змея с чашей, символ медицины), линия кардиограммы, цитаты на латыни, связанные с медициной, и шестиконечная звезда жизни.

— У меня у самого на руке набита звезда жизни, в которой изображена змея с кубком. Я делал другую татуировку и осталось время на сеансе. Мастер предложил мне набить её, и я согласился. Но она мне не очень нравится, хочу её забить чем-нибудь другим.

Каждая татуировка обходится фельдшеру в 5–6 тысяч рублей. Это недорого, но на его теле много рисунков. Часто он делает их у знакомых мастеров.

— Я никогда не стал бы бить татуировки на открытых местах — кистях рук, лице, шее. Всё-таки я работаю с людьми, да и лицо — это одна из частей тела, которая более всего подвержена старению и обвисанию. С гравитацией не поспоришь, — с улыбкой говорит он.

Фельдшер также играет в рок-группе и записывает с лучшим другом альтернативную музыку.

— Музыкой я занимаюсь больше, чем работаю. [С лучшим другом у нас] арт-проект — звуковые коллажи. У нас уже порядка 30 альбомов. Это музыка не для всех, мы почти не даём концерты. А с друзьями [я играю] в рок-группе, вот недавно тоже альбом вышел, — рассказывает он.

Для записи альбома группе хватает одного дня. Музыканты заранее репетируют и приходят в студию подготовленными, чтобы всё сделать максимально быстро и качественно.

Но увлечения никогда не мешали работе и не провоцировали конфликты с коллегами или пациентами. Раньше, когда считалось, что татуировки делают только асоциальные личности, на него косились и задавали вопросы, но не более того.

— Основной контингент у нас — это бабушки и маргиналы. Вот у них интерес я вызывал. Я же и длинные волосы успел поносить и пирсинг в ушах был. Потом я просто начал носить длинные рукава. А в конфликты я не вступал никогда. Зачем? Таким людям всё равно ничего не докажешь, — рассуждает Дмитрий.

По словам фельдшера, он хорошо зарекомендовал себя на работе и начальство на его увлечения закрывает глаза.

— Я свою работу выполняю хорошо. Как профессионал я состоялся. У меня ни один человек не умер. Поэтому есть послабления, хотя пальцем у виска, конечно, крутили, — говорит он.

Несмотря на то что Дмитрий постоянно хорошо отзывается о своей работе, он называет её тяжелой, многие быстро перегорают, становятся раздражительными. Дмитрий уверен, что к жизни нужно относиться проще и понимать: люди не совершенны.

— У нас 90% вызовов — это не неотложка. Скорая там не нужна. Сейчас просто во всех передачах, СМИ, интернете говорят: если что-то случилось — сразу в скорую звоните. Доходит до смешного: послушайте, нет ли у меня пневмонии, а у меня температура высокая. Мы-то послушаем и градусник поставим, но пока мы на таком вызове, может быть, в другом месте человек умирает, — делится медик.

Он вспоминает, что раньше к фельдшерам было совсем другое отношение.

— Люди сейчас относятся к нам как к чему-то само собой [разумеющемуся и] обязательному. Мол, я плачу налоги, вы мне всем обязаны. Раньше все благодарили, бабушки соленья-варенья совали. Я на свою дачу даже не ездил. Кавказцы всегда стол накрывали, и вообще никак не уйти было, не посидев немного. Угощали вкусно всегда, отношение было уважительное очень. И я помню сладости восточные, я даже не знаю, как они называются. Я потом приезжал на море и искал такие же. Душевнее было, относились как к людям, а не как к исполнителям. Хотя и сейчас такое тоже есть, но намного реже, — делится медик.

Однажды он спас на вызове бабушку, а она через пару недель разыскала его и подарила шоколадку.

— Бабушка пришла на подстанцию, даже в лицо меня не помнила, разыскала и подарила большую и очень вкусную шоколадку. Так приятно было, — с удовольствием вспоминает Дмитрий.

В сложных случаях, когда пациенты настроены негативно, Дмитрий испытывает себя: он старается сделать так, чтобы в конце концов его поблагодарили и пожали руку. Такой вызов он считает завершённым на 100%.

— Работу свою я бы не променял ни на что. Денег мне на всё хватает, хотелось бы, конечно, больше, но я не жалуюсь. Это для меня самая интересная работа в мире, — говорит Дмитрий.