Владимир Стержаков, актер театра и кино: «Каждый год 31 декабря я шел на рыбалку!»

Любая роль Владимира Стержакова непременно яркая и запоминающаяся. А ведь режиссеры «разглядели» его, когда актеру было уже 40. Примерно в то же время его «разглядела» и будущая жена. А до этого Стержаков был закоренелым холостяком и проводил новогоднюю ночь непременно с удочкой в руках.

– Владимир Александрович, так это правда, что вы настолько увлечены рыбалкой, что даже иногда Новый год встречаете с удочкой в руках?

– Правда. Но так было только до встречи со второй женой. Был период между первым и вторым браком, когда я считал себя убежденным холостяком. И каждый год 31 декабря шел на рыбалку.

– Один?!

– В Новый год один, а вообще, конечно, у меня есть друзья-рыбаки. Мы с ними частенько уезжали из дому на 2-3 недели на Волгу, жили в палатках и рыбачили. Причем замечу: все это время ловили не абы что! С вечера договаривались, мол, сегодня идем на сома, завтра ловим только леща, послезавтра – только окуня и т.д. Сама рыба нам была не очень нужна – мы ее отпускали. Оставляли только несколько штучек, чтобы закоптить на пятерых мужиков.

– Самый большой улов свой помните?

– Да! Это был лещ весом 4,1 кг, длиной где-то 50-60 см.

– А вы ни разу не брали жену на рыбалку?

– Брал, а как же! Как раз во время нашего медового месяца в Таллине! Хотел доставить удовольствие, но не получилось: Алла мучилась, замерзла, ее искусали комары, и она сказала, что больше на рыбалку не поедет никогда.

– Правда, что вы познакомились с женой в магазине?

– Правда. Как-то утром я возвращался домой со съмок в невероятно хорошем настроении. Позади была четвертая бессонная ночь, я снимался в фильме «Возвращение броненосца». Люди торопились на работу, с трудом втискивались в переполненный траснпорт, а я смотрел на них с улыбкой, зная, что сейчас приду домой, вкусно покушаю и лягу спать. И вот, захожу в магазин за хлебом, занимаю место в конце большой очереди…

– И тут входит она?

– Ага! На ее лице застывает расстроенная мина. Видимо, она торопится. Я совершаю рыцарский жест – пропускаю ее на свое место, а сам снова встаю в конец очереди. Она купила хлеб, и я… почему-то пошел за ней. В сумке у меня были бананы, я ей их подарил и попросил номер телефона. Она пролепетала семь цифр и исчезла в неизвестном направлении. Я позвонил в тот же вечер. Потом мы с Аллой Евгеньевной целый год гуляли по вечерней Москве, общались исключительно на «вы», я провожал ее и еще час стоял возле дома и смотрел, как в ее окнах горит свет.

– Когда же произошла счастливая развязка?

– Когда я заболел. В тот день я снимался в сцене, где в меня стреляли. Несколько дублей надо было лежать на замерзшем ледяном асфальте. К вечеру меня уже лихорадило. И вот в бреду я увидел Аллу. Она явилась ко мне вся в белом. Когда я очухался, сделал ей предложение.

– Я где-то читала, что вы очень долго мечтали о детях и уже было отчаялись…

– Да, Алла долго не могла забеременеть. Ей даже поставили безрадостный диагноз. А нам очень хотелось детей. Мы кругом замечали только коляски и карапузов. От этого отчаяния семейная жизнь стала тягостной. Чтобы поддержать Аллу, я даже сказал, что готов усыновить ребенка. Но она не сдавалась – проходила многочисленные курсы лечения, соглашалась на операции, ездила к гадалкам… Все сложилось – сначала появился Дениска, потом Лешка. Так что теперь я Новый год встречаю в костюме Деда Мороза, а не рыбака! (Смеется.) Рад, что Алла всегда решительнее и сильнее меня. Она лидер. И я готов быть человеком, идущим по ее следам. Я получаю от этого удовольствие. Я вытянул счастливый билет в своей жизни.

– Правда, что вы просили Лужкова выделить вам квартиру?

– Правда. Когда родился Денис, мы жили в крохотной хрущевке. После рождения Алешки стало совсем тесно, а купить новую квартиру мы были не в состоянии. В отчаянии я написал письмо мэру Москвы Юрию Лужкову. Отправил его, ни на что не надеясь. И представляете – нам дали большую квартиру!

– Вы участвуете в воспитании детей? Или все же не успеваете в силу плотного рабочего графика?

– Конечно участвую, а как иначе? Я вообще с величайшей радостью несу отцовское бремя. Хотя иногда мне кажется, что для сыновей я живая игрушка: как только переступаю порог дома, пусть даже голодный и уставший, немедленно включаюсь с ними в игру. Иногда даже засыпаю, лежа на полу, пока они по мне скачут. Скажу вам больше: если бы я нашел клад и мне больше не надо было работать, я бы с удовольствием сидел дома с детьми. Мне доставляет удовольствие заниматься хозяйством – убираться, готовить, ходить на рынок…

– И что же вы готовите? Чем балуете родных?

– Обожаю готовить первые блюда: борщи, солянки, харчо, шурпа, рассольник – все-все… Даже скептики, которые приезжают в гости, едят за обе щеки, а остатки в глаза пипеткой закапывают! (Смеется.)

– Вы бы хотели, чтобы дети пошли по вашим стопам?

– Да, я бы хотел, чтобы моя династия продолжилась. Ведь актерская профессия хоть и трудная, но самая лучшая на свете!

– Владимир Александрович, а вас не обижает то, что вы стали так востребованы уже в достаточно зрелом возрасте?

– А чего тут обижаться? Да, так бывает, что в молодости актер не востребован кинематографом, а войдя, так сказать, в возраст, становится вдруг нарасхват. Даже когда в стране был кризис, я со сцены не ушел. Мел дворы, мыл пол в столовой за обед, собирал и сдавал бутылки, по ночам работал сторожем в гаражном кооперативе. Но от сцены не отказался: потерял бы эту профессию – потерял бы самого себя.

– Вы театр совсем бросили?

– Нет, но теперь выступаю в антрепризах. В моем репертуаре разножанровые спектакли – комедия «Маленькие аферы большого города», мелодрама «Кот в мешке», баллада «Похищение Сабинянинова».

– Почему вы ушли из МХАТа после 20 лет служения ему?

– Потому что эпоха моей жизни в этом театре закончилась с уходом Олега Николаевича Ефремова. Пришла другая, в которой мне места не нашлось. Я обрел творческую свободу – начал активно осваивать кино, благо, сейчас много работы в этой области.

– Какие тенденции в развитии современного кинематографа вы могли бы отметить?

– Погоню за Голливудом. Но это то, что мне не нравится, потому что выглядит крайне смешно. Они думают, будто приближаются к «большому кино»... Всю жизнь наше кино было сильно чем? Правдивым существованием на площадке актеров, когда просто капилляры лопаются. Невероятной трудоспособностью и пониманием происходящего, профессионализмом режиссеров. А когда мы пытаемся правильно разбить машину, пытаемся взорвать бочку с горючим… Нет-нет-нет, это неправильное направление!

– Вы осваиваете кино, но не появляетесь на светских тусовках. Почему?

– Меня несколько раз приглашали туда, где собираются глянцевые люди. Больше не приглашают, и слава Богу. Ну, что мне там делать? Там общаются, глядя не в глаза, а на кулон на груди, на количество бирок на маечках или на рубашках… А ведь не это определяет качество ума или таланта! Как будто они не в этой стране выросли, не эти же буквари читали, не в той же речке купались…

– Владимир Александрович, а расскажите, пожалуйста, о своем детстве, о родителях…

– Я родился в Таллинне. Была война, папа воевал, потом остался в Таллинне: что-то разминировал, восстанавливал, строил. А мама там же трудилась на заработках после возвращения из Германии, куда была угнана во время войны. Они встретились и живут вместе вот уже 55 лет, дай Бог им здоровья, за все эти годы я ни разу не слышал, чтобы папа повысил на маму голос.

– Вы же младший сын в семье?

– Да, у меня есть две старшие сестры. Первая родилась, когда родители жили еще в какой-то голубятне, а когда родился я, у родителей уже был свой дом. Кстати, своим рождением я обязан папе: мама не хотела меня рожать, потому что жить было трудно после войны, она уже пошла на аборт, а папа полз за ней на коленках и кричал, что будет сын и его надо оставить.

– Как родители отнеслись к тому, что вы выбрали актерскую профессию?

– Спокойно. Мое поступление в Школу-студию МХАТ никого не удивило: папа замечательно бьет чечетку, мама потрясающе поет, а я сам с детства ходил в различные кружки. Потрясло другое: по окончании института меня, провинциального мальчишку, Ефремов взял во МХАТ, клянусь, без блата, без московской прописки – он просто посмотрел дипломный спектакль. Так у меня появились роли, не главные, конечно, но хорошие роли в замечательных спектаклях.

– Как думаете, актерство – удел мужчины или женщины?

– Мужчины. Вообще, все роли – и мужские, и женские – должны играть мужчины, как в японском театре Кабуки. Женщина должна рожать и сидеть дома. А то бедные дети неделями не видят маму, а она заявляет: «Я актриса!». Г…но ты, а не актриса! Сотни таких актрис сидят вообще без детей: «Ах, я не могу, я карьеру делаю». Тьфу!..

– Владимир Александрович, известность вас не утомляет? Ведь, наверняка, везде узнают?

– Пока нет. Знаете, как-то мы с сыном Денисом, когда ему было девять лет, поехали на метро. А ко мне все подходят, фотографируют на телефон, берут автографы, пожимают руки… Сын внимательно за этим наблюдал, а потом выдал: «Пап, тебя так все уважают, как Путина!». Наверное, это дорогого стоит! (Смеется.)