«ВОР — вел онлайн-репортаж»: журналист НГС после задержания задумался о жизни и новых татуировках

Рассказ журналиста НГС.ОМСК Александра Зубова, которого задержали во время видеотрансляции с несанкционированного митинга и сначала порвали, а потом забрали его служебное удостоверение.

9 сентября около 14:00 я шел к «Океану», где должен был начаться митинг, в отличном настроении. Я только что проголосовал, выиграл целых семь билетов на концерт Билана (именно столько отщипнула мне щедрая бабушка), борода развевалась по ветру, а вдалеке виднелись толпы людей и полицейские автобусы.

Из них громко объявляли, что митинг запрещён и собравшихся будут задерживать. Собственно, задержания уже начались. Совсем как в репортажах из столицы: бронированные полицейские хватали людей за руки-ноги и под крики толпы тащили в серо-синие ПАЗики. Было очень необычно видеть это в Омске — на всех митингах, где мне доводилось работать, полиция себя так не вела. Аресты не напугали собравшихся, и толпа двинулась по набережной. Было очень много детей, именно они были заводилами — выкрикивали лозунги, несли плакаты. Одна девушка кричала громче других, и я думал, что её сейчас точно задержат. Но почему-то взор полицейских лёг на совершенно спокойно идущего длинноволосого паренька в очках. Он просто шел со всеми, ничего не кричал, ни к чему не призывал. Его пытались защитить, но росгвардейцы не церемонились, и, вклинившись в толпу как шар для боулинга в кегли, вытащили его и увели в машину. Я вовсю снимал происходящее, залезая в самую гущу, и чувствовал в толпе себя совершенно спокойно. Я — представитель СМИ, на мне футболка с большими синими буквами NGS55, а на груди, как у американского копа, висят красные корочки с надписью «ПРЕССА».

Я был уверен, что меня точно не задержат, старался ничего не упустить и снимать всё самое важное. Но стоящий поблизости подполковник Павел Вилим, который уже давно на меня поглядывал, так не считал.

Мне выделили целых четырех росгвардейцев. Ребята вели себя вежливо, и у меня в голове даже появилась мысль, что со стороны я похож на VIP-персону с охранниками, но после того как мы подошли к УАЗу, фантазии кончились. В голове крутилась мысль — сейчас отвезут подальше от митинга и отпустят. Но потом была поездка до отделения, респект от полицейских, знающих меня и читающих НГС, мои объяснения, откатка пальцев и актовый зал отделения, где мне предстояло находиться три часа вместе с другими задержанными. Появилось время подумать.

Получается, что меня за мою работу приравняли к преступнику. Просто потому, что я находился на митинге. По мнению подполковника, находясь там, я автоматически становился участником. По такой же логике военных журналистов в Сирии можно приравнять к террористам, а водолазов к окуням. Ну да ладно. Самое неприятное — я видел по полицейским, что они уже поняли ошибку своего коллеги, но колесо закрутилось, и им придётся работать.

Из актового зала отделения вели сразу три репортажа. Во многих СМИ уже была информация, что полиция задержала журналистов, а одному даже порвали удостоверение. И вот после трёх часов ожидания, когда я уже думал, что останусь тут ночевать, меня вызвали в кабинет для допроса. Именно в этот момент очень захотелось есть и пить.

После 20 вопросов следующего характера: «Вам обещали денежное вознаграждение за участие в митинге? С вами проводили инструктаж организаторы митинга? Откуда вы о нем узнали?» меня уже собирались отпустить, но тут снова зашел горячо любимый мною подполковник. Он как настоящий Пинкертон начал выдавать версии, почему моё присутствие на митинге сомнительно, а удостоверение вызывает подозрение. Сначала подполковнику показалось, что оно просрочено, хотя удостоверение действительно до ноября 2018 года, потом он решил, что там не хватает печати, а после этого ему не понравилась и сама печать.

— ОГРН (основной государственный регистрационный номер. — А.З.) у вас на печати не читается. Удостоверение у вас подозрительное. Изымите его для экспертизы, — сказал Вилин старшему участковому и спешно покинул кабинет.

В этот момент я очень рассердился. По участковому, с которым я общался, было видно — у него facepalm. «Что ты не успокоишься-то никак», — думал я о подполковнике. Не исключено, что так думал и участковый. А потом стало даже смешно. Я-то знал, что прав. «Шоколад ни в чём не виноват, так получилось, не фартануло», — вспомнил я незабвенную цитату и засмеялся.

У меня забрали удостоверение на экспертизу, выдали протокол изъятия и очень вежливо проводили к выходу.

— О! Вы стримы ведете! Я вас знаю! Лицо запоминающееся у вас, — весело сказал мне сотрудник на выходе из отделения. Такое внимание от полицейских меня, с одной стороны, радовало, а с другой — настораживало.

Я представил себя героем фильма про тюрьму, который освободился после длительного срока, и его за воротами ждут друзья. Стало весело, и я постарался идти максимально эффектно. С первой ходкой вас, Александр.

На следующий день весть распространилась среди коллег по цеху, и они начали придумывать мне аббревиатуры по теме, которые я, как любитель татуировки, могу набить на себе. Ведь я как независимый журналист был приравнен к преступникам. Пора уже начинать как-то налаживать свою субкультуру. Одну из наиболее понравившихся я и правда решил запечатлеть на себе. Как сделаю — покажу. Журналистский уклад един. Редакторам свободу!