«И тут я понимаю, что тыкаю бабушке иглой в рот»: омич бросил работу матроса и стал татуировщиком

Корреспондент НГС.ОМСК пообщался с татуировщиком и узнал, почему люди изображают на себе Дэдпула и спиннеры и какую хулиганскую надпись набила ему жена.

С каждым годом татуировка становится всё более привычной частью нашей жизни: её набивают в память о важных событиях или людях, чтобы выразить себя или просто потому, что сейчас это модно. В рамках рубрики «История одной профессии» мы отправились в тату-салон «Тайга» к мастеру Евгению Северинову и спросили, какие татуировки сейчас набивает молодёжь и пенсионеры и сколько ему удалось заработать на самой дорогой работе.

Его отец — капитан, а мать — художник. С детства Евгений любил рисовать, но из уважения к династии решил получить техническое образование и несколько лет отработал на пароходе.

— Я проходил на пароходе совсем немного, работал матросом, мотористом и третьим помощником командира, но понял, что это не моё и я не хочу этим заниматься, а в Омске тогда как раз начала развиваться тату-культура, — вспоминает 26-летний мастер.

Широкое распространение татуировка в Омске, по словам Евгения, получила в 2010 году. Именно тогда люди всё чаще начали делать рисунки на теле, не боясь за свою репутацию.

— Я понял: вот, это то что нужно. Я нашел студию, напросился в ученики, заплатил деньги за обучение, отходил на трёхдневные курсы, и — вуаля — я татуировщик. Я сам нашёл первую клиентку, она была моей знакомой. Мне дали тату-машинку и сказали — делай! Это был огромный стресс — я пять часов трясся и потел, пока делал малюсенькую бабочку, — смеётся он.

— На самом деле никто особо ничему специально не учил. Ты сам должен смотреть, спрашивать, набираться опыта, — говорит Евгений о своём обучении.

Потом был ещё один клиент, после которого он купил машинку и получил сертификат. В классификаторе профессий нет татуировщиков, поэтому мастера оказывают «бытовые услуги населению».

— Какое-то время татуировка и перманентный макияж считались медицинскими услугами, сейчас их снова перевели в бытовые. Разных поправок к нормам очень много, масса сама себе противоречит, — продолжает он.

Начинал работать Евгений дома — сначала приходили знакомые, затем знакомые знакомых. Потом он устроился в небольшую студию, набрался опыта и, наконец, открыл свою тату-студию.

— Мы какое-то время жили в Питере, заскучали там по родной Сибири и лесу. Так и придумали название — «Тайга», — объяснил он.

Основной стиль, в котором работает Евгений, — треш-полька. Он сочетает в себе провокационные надписи, яркие красные полосы и мрачные картины. Недавно мастер набил 21-летнему клиенту татуировку в этом стиле с шаром Бухгольца и надписью «В городе, где нет метро».

С будущей женой Евгений познакомился благодаря любимому делу — Катя была его ученицей. Сейчас они воспитывают сына. Катя сама стала делать татуировки.

— Самая необычная и трешовая татуировка у меня от Кати. В районе паха два глаза и надпись «Эти глаза не против увидеть твои напротив». Одному парню я тоже делал на паху надпись «Нюх на шлюх». Ему потом девушка отказала — собралась во время близости и ушла, — смеётся Евгений.

Мастер работает с самыми разными людьми. Самому молодому клиенту было 16 лет. У всех несовершеннолетних клиентов должно быть разрешение от родителей, и некоторые приходят в тату-салон с мамой, которая начинает принимать активное участие в выборе эскиза.

— Вообще то, что выбирает нынешняя молодёжь, это ужас. Мама его наругала за двойки — всё, надо сразу в тату-салон бежать, бить на всё лицо «БОЛЬ» и «СТРАДАНИЕ». Тебе 15, какие татуировки на лице? Мир тлен? О чём ты? Если бы я домой пришёл, а у моего сына на лице надпись «Страдание» — сразу голову на тёрку, — высказался Евгений.

Таким клиентам мастер отказывает и советует подумать ещё. Хотя татуировки на лице ему бить приходилось — он делал надпись своей подруге.

Молодые клиенты татуировщика также любят чёрный минимализм. Татуировки в таком стиле делаются быстро и стоят дёшево. Сейчас в салоне появился мастер, который будет заниматься этим направлением.

— Надо ребёнка чем-то занимать, чтобы у него не было на это времени, — продолжает Евгений, которому первую татуировку в 15 лет набила мама.

Вместе с женой они начинают смеяться и поясняют — это был небольшой символ на плече, сейчас он уже перекрыт новой татуировкой.

У мастера много рисунков на теле, после десятой татуировки он перестал их считать. Забиты руки и кисти, торс, шея, но в проекте — новые татуировки.

Близкие люди тоже становятся его клиентами: «У мамы, папы, братьев, жены есть тату. У отца — в японском стиле: волк, женщины, цветочки».

Самые взрослые клиенты Евгения — 65-летний мужчина и 72-летняя женщина.

— Дед мимо проходил, увидел студию и говорит: «Набей мне череп на руке, чтоб во дворе уважали». Я отвечаю — не вопрос! А женщине всю жизнь не нравилось её имя — Наталья, она хотела Наталия. Документы менять ей было лень, и я ей его на плече вытатуировал. Она точно колдунья какая-то. Я не люблю делать татуаж бровей и губ, а тут я ловлю себя на мысли, что я тыкаю ей иголками в рот. Мать честная, что происходит!? Я же бабушке иголками в рот тыкаю! — вспоминает мастер.

«Рукав», занявший семь сеансов, был самой дорогой татуировкой, сделанной мастером.

— Каждый сеанс — пять тысяч рублей, за семь сеансов — 35 тысяч. Это недорого. От массы тела тоже зависит: чем ты больше, тем больше сеансов. Так что если ты невысокий дрищ, то тебе татуировки бить очень выгодно, — говорит Евгений.

Некоторые клиенты хотят сделать татуировку в память о службе в армии. В такие работы татуировщик добавляет движение, энергетику и в противовес классической армейской татуировке делает их более современными.

— Я люблю татуировки сюжетные, информативные, в которых есть смысл. Не просто череп — чёрный треугольник с двумя кружками, — поясняет он.

По словам тату-мастера, влияние на клиентов оказывают западная поп-культура и сезонные тренды — так на омичах появляются Джокер, Дэдпул, Харли Квинн, спиннеры, символы бесконечности и прочие массовые татуировки. Как считает Евгений, клиент должен понимать, что и для чего он хочет на себе изобразить, и разработать с мастером индивидуальный эскиз.

Случается, что клиенты (и парни, и девушки) падают в обморок, но не от боли, а от волнения в первые минуты сеанса, когда идёт подготовка. Причём девушки терпят боль лучше из-за высокого болевого порога. Самые чувствительные места, по словам мастера, — это пах, колени, кисти, пальцы, ключицы, солнечное сплетение. Но пользоваться обезболивающими кремами он не советует — татуировки хуже заживают, и могут быть побочные явления.

Несмотря на то что татуировки стали очень популярны, есть люди, которые агрессивно реагируют на тех, кто их набивает. В одну из клиенток Евгения с татуировками на лице и шее в транспорте плюнула пожилая женщина. Сам мастер с негативом сталкивался редко — самая бурная реакция возникает в храмах.

— Обращают внимание бабушки из СССР, алкаши на остановках и гопники. Остальные реагируют нормально, — рассказывает татуировщик.

Но всё больше людей в России интересуются этой культурой, разбираются в стилях и делают качественные работы.

— На международных тату-конвенциях русские мастера всех побеждают. У нас это ещё субкультура, где люди экспериментируют, ищут себя, новые фишки, цвета... А на Западе это уже 100 лет коммерция, бизнес и конвейер, — говорит мастер.

На оборудование для тату-салона и расходники уходит большая часть выручки. Евгений и Екатерина стараются покупать новинки тату-индустрии. Самая дорогая машинка без учёта комплектующих сейчас стоит 56 тысяч рублей. Но, по словам Евгения, денег хватает: «Лучшая реклама — это работы мастера. Если у тебя хорошие работы, то у тебя есть всё — клиенты, деньги, известность».

Вспоминая истории, супруги постоянно улыбаются, видно, что им нравится их дело.

— У нас свободный режим, мы работаем по записи. Стараемся работать в первой половине дня. А потом семья, ребёнок. У меня ещё хобби — мотоциклы. На него тоже время уходит, — рассказывает татуировщик.

— Работа у меня хорошая, я её люблю. Я и не умею ничего больше. Я хочу играть в футбол с сыном, кататься на мотоцикле и тыкать в людей иголками. Это увлечение, которое стало делом моей жизни, — заканчивает он.