«Можно ли оценить жизнь в три миллиона?»: пострадавшая от выстрела в лицо подала новый иск

Сегодня в Омске прошло очередное заседание по делу Сергея Ковалёва — человека, который выстрелил своей девушке в лицо из охотничьего ружья. NGS55.RU уже подробно писал об этой резонансной истории. Следствие признало, что выстрел был сделан случайно, и потерпевшая согласилась подписать мировое соглашение. В результате подсудимому даже не грозит тюремный срок, хотя последствия для здоровья и внешности 24-летней Софьи Фарафоновой оказались просто чудовищными. На прошлой неделе случившееся обсуждали на Первом канале, в очередном выпуске «Пусть говорят», и там Софья заявила, что семья «стрелка» (он сам официально нигде не работает) отказывается оплачивать её лечение, хотя соглашение было подписано именно на таких условиях.

Судебный процесс уже подходит к концу: на сегодняшний день были назначены прения сторон. Участники процесса и несколько журналистов собрались в небольшом кабинете мирового судьи Натальи Цунаевой в Ленинском судебном округе. В самом начале заседания потерпевшая (она после того выстрела вынуждена ходить в повязке, закрывающей весь низ лица) заявила исковые требования о возмещении ущерба на 3 миллиона рублей.

— Сюда входят 1 миллион 400 тысяч рублей, уже выплаченные подсудимым? — спросил защитник и получил отрицательный ответ.

Адвокат Фарафоновой объяснил, что эти деньги выплачивались на текущие расходы, а теперь пришло время возмещать ущерб.

— Она перенесла дважды операции, которые позволили хотя бы закрыть полученный дефект лица, — объяснил адвокат. — Она вынуждена была учиться заново дышать, есть… Она не сможет больше никогда так же есть, пить, жить, как раньше!

Перевести такое в деньги, конечно, невозможно — но платить подсудимый должен в любом случае. Прокурор и защитник высказали такое отношение к позиции Фарафоновой в рамках прений сторон.

Выступление обвинителя получилось довольно лиричным. Он говорил о «роковой ошибке, которая перечеркнула жизнь и потерпевшей, и подсудимого» (речь шла о распитии алкоголя); о «неочевидных условиях, в которых было совершено преступление» (эти «условия» — отсутствие свидетелей); о том, что к каждому уголовному делу нужно подходить, учитывая все его уникальные особенности. Прокурор огласил отягчающие обстоятельства («состояние опьянения») и смягчающие — «признание вины, раскаяние, возмещение ущерба», а потом попросил судью ограничить подсудимому свободу на 2 года и поддержал исковые требования.

— Как будет дальше развиваться жизнь потерпевшей — одному богу известно, — констатировал обвинитель.

У Софьи, как оказалось, другое мнение о поведении Ковалёва.

— Я прошу суд назначить обвиняемому самое строгое наказание, — голос потерпевшей звучал из-под повязки несколько невнятно. — Он не раскаивается до конца. Тут говорилось, что он признал вину — но он её признал, только когда стало ясно, что экспертиза покажет: я не могла выстрелить в себя!

По словам Софьи, «стрелок» не хочет использовать все возможности, чтобы помочь. Ей предложили съёмку за деньги в ещё одной передаче на центральном телевидении при условии, что Ковалёв поедет в Москву вместе с ней, но он ехать отказывается, не называя уважительных причин.

— Никто не познает и не прочувствует, что я пережила, — продолжала Софья (и её голос дрожал). — Я хожу в маске, не могу нормально общаться с людьми, не могу есть. Это очень больно, я теряю здоровье. Мне колют множество препаратов — гормоны, антибиотики… У меня от этого садятся органы! А ведь я была абсолютно здоровой! Я могла работать, у меня всё получалось! А теперь всё вот так из-за того, что человек абсолютно безответственно относится к оружию, нацеливает его в голову (а он нацеливал, я видела!) и нажимает на курок.

Ковалёв слушал всё это, сидя на расстоянии буквально метра (судейский кабинет совсем небольшой) и глядя перед собой. Телевизионный оператор снимал его почти в упор, стараясь ловить разные ракурсы.

Слово перешло к представительнице интересов Фарафоновой, которая начала с риторических вопросов:

— Как изменилась жизнь этой девочки? Она успешно училась, с отличием закончила Медицинскую академию, была востребованным специалистом. И что сейчас? Я даже представить не могу, насколько изменилась её жизнь. Когда врачи вернули её к жизни, она даже не могла дышать самостоятельно. Она не могла есть, ей вливали пищу в пищевод через отверстие в теле. Ей приходилось учиться заново жить, дышать, улыбаться. Скажите, можно ли оценить её жизнь в три миллиона рублей? Я полагаю, что это более чем скромные требования, учитывая, что пережила Софья и что ей ещё предстоит.

За этим последовало предложение усилить ограничения свободы для подсудимого, обязав его по ночам находиться дома. Но и это, по мнению оратора, конечно, не сделает наказание соответствующим преступлению.

— Кто наказан на сегодняшний день? — спросила адвокат. И тут же сама ответила: — Наказана Софья. Наказана семья Ковалёва, которой уже пришлось заплатить. А Сергей Васильевич назвал «бредом» мысль о поисках работы из-за того, что ему надо было сдавать госэкзамены. Мы знаем, что люди могут сочетать учёбу с работой — но только не он. Так кто наказан? Чувствует ли Ковалёв, что виноват перед Софьей? Я думаю, что нет.

Сам подсудимый был очень лаконичен. То ли вкрадчивым, то ли жеманным голосом (или и то и другое — трудно судить) он рассказал, что оценивать его поведение можно по-разному — но он сдал экзамены и «выбрал ветеринарию». А теперь он работает ветеринаром, помогает «Соне» и будет помогать всегда.

— Мы с ней вместе пришли к тому, что врать уже бессмысленно, — заявил Ковалёв, переходя к одному из ключевых моментов, про его вынужденное признание, — вместе пришли, а не так, что «я, вот я это принял», — вместе! Сейчас я работаю, собираюсь помогать Соне… Я раскаялся в том, что я сделал!

Насчёт поездки на передачу Ковалёв объяснил, что сейчас ехать «не готов». Насчёт иска он высказался однозначно:

— Я против иска. У меня таких денег нет.

Адвокат Ковалёва за какие-то три минуты выступления успел рассказать, что подсудимый и потерпевшая даже после выстрела поддерживали «более чем близкие отношения», что «не все ситуации можно перевести на деньги» и что Ковалёв, «может быть, в нравственном отношении пострадал так же или ещё сильнее, чем потерпевшая». Подсудимый всё осознал и будет помогать Софье чем может, — а потому, по словам адвоката, удовлетворять иск на три миллиона не стоит.

Это удивительное выступление заставило потерпевшую снова взять слово.

— Тут говорили, что он мне помогает, — начала она. — Но он мне только когда начался процесс, отправил семь тысяч рублей и ещё две тысячи. Больше от него ничего не было.

— Я билет тебе купил! — воскликнул Ковалёв.

— Ну да, ещё купил билет, — не стала спорить Софья. — И больше ничего. Я его уговариваю постоянно, унижаюсь, как будто это я его изуродовала. Он всё время говорит, что раскаивается, — но это обычная тактика преступника! Так будет говорить любой! Это абсолютно безответственный человек! Он мне на днях сказал: «Что-то я в тебя плохо прицелился! В уток хорошо попадаю — а в тебя плохо попал»…

Защитница Фарафоновой ахнула. Ковалёв, услышав такое, густо покраснел. Столь эффектное высказывание подсудимого осталось без комментариев и теперь может разве что повлиять на позицию судьи Цунаевой, хотя и тут были «неочевидные условия» — отсутствие свидетелей.

Выслушав стороны, Цунаева объявила, что Ковалёв сможет произнести последнее слово 19 декабря. Возможно, уже на следующей неделе станет известно, какое наказание понесёт молодой мужчина. Уже сейчас можно сказать одно: в тюрьму он не отправится, несмотря на тяжесть последствий его поступка.