«Смотреть, как человека унижают, не могу»: Хеда Саратова о возврате из Сирии россиянок

Активистка каждый день принимает родственников пропавших женщин

В ноябре в Россию вернулись женщины и дети из Сирии и Ирака. На борту спецсамолёта, который приземлился в аэропорту Грозного, оказались более 40 человек (из них семеро — граждане Казахстана и Узбекистана, остальные — граждане России). Фотографии детей и осунувшихся женщин в платках облетели все издания.

Среди встречающих была и правозащитница Хеда Саратова — женщина, которая посвятила жизнь помощи пленникам войны. Именно с её лёгкой руки российские женщины и их дети смогли вернуться на родину.

Хеда Саратова рассказала нам, как спасает россиянок и ведёт переговоры с властями Сирии и Ирака.

Дверь в кабинет Хеды закрывается только на ночь: с утра до позднего вечера к ней идут десятки людей со всех уголков страны. Просят найти и вернуть им дочь, мать, сына...

— Я по характеру сильная. Смотреть спокойно, как рядом человека унижают, не могу. Моим родным пришлось принять то, что я делаю, остановить меня всё равно не могли, — улыбается Хеда.

Общественница родилась в Грозном 52 года назад. Что такое война, она узнала в 29 лет, когда в её родном городе разразилась первая чеченская кампания. В ту пору женщина работала журналистом.

— Я жила в городе, где была война. Смотрела вокруг, видела жуткие вещи и не могла сидеть сложа руки, — рассказывает Хеда. — Так, сама не замечая, и стала правозащитницей. Я всегда говорю, мой вуз — война.

С тех самых пор Хеда борется за справедливость вместе с правозащитниками центра «Мемориал».

О том, что в тюрьмах Сирии и Ирака могут содержаться российские женщины и дети, правозащитники Грозного узнали давно.

— Задолго до того, как весь мир заговорил об ИГИЛ (террористическая группировка, запрещённая в РФ. — Прим. ред.), к нам из разных уголков страны стали обращаться люди, — рассказывает Хеда. — Все говорили одно: наши родные пропали. Долгие поиски и привели нас к этим странам.

Масштабная кампания по возврату с Ближнего Востока женщин и детей, попавших под пропаганду ИГИЛ (террористическая группировка, запрещённая в РФ), началась летом нынешнего года, когда под руинами тюрьмы Мосула иракские военные нашли 4-летнего мальчика Билала Тагирова. Ребёнка показали по телевизору — в Чечне его узнала мать. Она рассказала, что сына насильно увёз муж. Говорил, что едет на Украину. Правда вскрылась лишь спустя два года.

— Мы знаем не по рассказам, что такое война. Мы видели её своими глазами. Рамзан Кадыров — тоже ребёнок войны, — рассказывает Хеда. — Когда он узнал об этой истории, не мог остаться равнодушным и помог вернуть мальчика на родину.

Переговоры с россиянками шли задолго до этого случая. С некоторыми женщинами Хеда общалась больше года, прежде чем сумела вернуть их на родину.

— Мусульманские жены по канонам Корана должны следовать за мужем и слушать его. Поэтому они брали детей и отправлялись в путь, — продолжает рассказ Хеда.

Кроме того, рассказала правозащитница, женщины попадали в чужую страну после красивых рассказов вербовщиков.

— Схема почти всегда одна: люди приезжают в Турцию, идут в кафе под названием «Париж» — это перевалочная база террористов. Женщин и детей оттуда напрямую перевозят в Сирию или Ирак, даже без документов, — говорит Хеда. — Кафе существует по сей день. Многие из тех, кого они переправили, давно погибли. А люди, которые занимаются переправкой, прекрасно живут.

Вернуться на родину с Ближнего Востока ещё сложнее. Хеда рассказала о российской девушке, которую мать огромными усилиями вытащила из Сирии в Турцию. Воссоединиться семье пока не удалось — турецкие власти задержали перебежчицу и на шесть с лишним лет посадили в тюрьму.

— Когда-то турецкая сторона не смогла предотвратить то, что муж увез её в Сирию. Силой, без документов, — говорит Хеда. — А сейчас её так жестоко наказали. Это несправедливо.

Не всегда упорный труд Хеды приносит плоды. Порой она держит связь с женщинами годами, но вывезти их оттуда не может: работать в радикально настроенной и погрязшей в войне стране — дело неимоверно тяжёлое.

— Женщины плачут, просят о помощи, говорят: «Пришлите спецназ», — но у нас нет такой возможности, — говорит правозащитница. — Я общаюсь с ними, успокаиваю, пытаюсь настроить на положительный лад. По их рассказам, условия жизни там чудовищные. Я бы очень хотела увидеть всё своими глазами, но мне не дают визу.

По словам Хеды, среди заключённых встречаются женщины из разных регионов России.

— Мы возвращаем русскоговорящих женщин, специально чеченок не ищем. У преступников нации нет, так же и с жертвами, — говорит Хеда. — Эти женщины, эти дети имеют право на нормальную жизнь, на встречу с родными.

Среди женщин, которым выпал шанс вернуться, тоже есть герои. Как говорит правозащитница, на свой страх и риск они забирают из далёкой страны чужих детей — осиротевших, брошенных — и едут с ними, как с родными, в Россию.

— Одна наша подопечная привезла вместе со своими детьми чужого мальчика. Его семья погибла в Сирии. Женщина посчитала своим долгом спасти его: в Сирии дети несут ответственность перед законом с 9 лет, в Ираке с 12. Если этому мальчику сунут в руки оружие и заставят убивать, по закону Востока его ждет казнь, — объясняет Хеда.

С лета в Грозный прилетели уже семь бортов с российскими женщинами и детьми. Это свыше 700 человек. Сейчас ожидают восьмой. Организация каждого спецборта обходится бюджету Чечни в 10 миллионов рублей.

За каждым из них стоит огромная работа: Рамзан Кадыров и его полномочный Сияд Сабсаби и Хеда Саратова ведут переговоры с послами и представителями властей Сирии и Ирака. Правозащитница уговаривает освободить ни в чём не повинных женщин и просит прощения — за то, что россияне воевали против мирных граждан на стороне террористов.

— Это очень тяжело. Однажды иракский посол сказал мне: «Я не обязан ваших детей отсюда вытаскивать!». Но ведь они тоже жертвы! — говорит правозащитница. — Когда женщины выходят из тюрьмы и идут через блок-посты, я прошу их говорить: «Рамзан Кадыров». Авторитет чеченского главы — это как пароль на выход.

В Грозном с вернувшимися россиянками работают психологи — помогают адаптироваться после долгих лет войны и тюрем. Некоторые даже пытаются строить новую жизнь, устраивают ребят в школы и детские сады, ищут работу и привыкают к мирной жизни.

— Я поддерживаю связь со всеми женщинами, которым помогла вернуться, мы созваниваемся, можно сказать, дружим. Я интересуюсь, как у них дела, настроение, — улыбается Хеда.

По словам правозащитницы, в регионах пора создать реабилитационные центры, в которых бы помогали женщинам, возвращённым из тюрем Сирии и Ирака.

— Эти женщины оступились, поверили уговорам мужей или вербовщиков. Назад они бегут из чудовищных военных условий. Но изменились ли их убеждения — мы не знаем, поэтому они всё равно должны быть под контролем, — уверяет Хеда.

Общественница признается, что её работа — очень опасная, рисковать жизнью приходится едва ли не каждый день.

— Угрожают постоянно: скрыто, напрямую. Я понимаю, что рискую, но хочу довести дело до конца, — говорит Хеда.

Списки возможных пленниц пополняются ежедневно.

— Каждый день я принимаю людей со всей России. Вот сейчас ко мне приехал мужчина из... — Хеда машет рукой поверх монитора (мы разговаривали по «Скайпу». — Прим. ред.).

— ...Саратова, — подсказывает за кадром мужской голос.

— Обычно в день я принимаю пять человек. И все просят найти сестёр, племянниц, дочерей, — рассказывает Саратова.

В ответ на вопрос, много ли ещё российских женщин и детей в Сирии и Ираке, правозащитница тяжело вздыхает:

— Никто не знает ответа на этот вопрос. Их настолько много, что если бы я с самого начала об этом знала, может быть, побоялась этим делом заниматься! — заключает Хеда. — Но если уж я начала, то доведу дело до конца.