В Омске стартовал фильм, расколовший общество

В российский прокат наконец-то вышел «Левиафан» Андрея Звягинцева, уже успевший стать главным российским фильмом за последние как минимум пару десятилетий. Речь даже не о художественных достоинствах, — речь о том, что можно измерить и посчитать. Во-первых, фестивальный успех: вначале награда за лучший сценарий в Каннах, потом «Золотой глобус» за лучший иностранный фильм и номинация на «Оскар». Во-вторых, в новейшей истории России не было фильма, который обсуждали бы так массово и эмоционально буквально все. Каким бы огромным не был фильм, — а «Левиафан» и правда очень большой фильм, — накрытый разливанным морем эмоций и оценок, он несколько теряет на этом фоне собственный масштаб.

Справка: «Левиафан» (Россия, 2014) — драма. Реж. — Андрей Звягинцев («Возвращение», «Изгнание», «Елена»). В ролях — Алексей Серебряков («Груз 200», «Обитаемый остров», «ПираМММида»), Владимир Вдовиченков («Бумер»), Елена Лядова («Елена»). Бюджет — 220 млн руб. 142 мин. 18+

Побережье Баренцева моря, о камни бьются мертвые черные лодки и иногда — погибшие киты. Их большие белые кости местным вообще не удивительны. К механику-кустарю Николаю приезжает из Москвы армейский друг, теперь — адвокат. У Николая — молодая жена и хмуро не ладящий с мачехой сын от первого брака. И есть дом, окнами в море, построенный на земле, где жил еще дед Николая. Землей заинтересовался мэр городка: за нее назначена смешная компенсация, дом идет под снос, все суды герой проигрывает.

Криминальная драма затягивается медленно, первая половина фильма больше похожа на комедию диких нравов — хотя в воздухе постоянно и жужжит что-то зловещее. Под «Владимирский централ» владетель Николай с семьей и приятелями-гаишниками вывозят москвича на шашлыки. Когда пьяный мент заканчивает состязания в стрельбе по мишеням, просто разнеся их очередью из автомата, или другой пьяный мент садится за руль, икнув: «Мы ж ГИБДД!», — зал хохочет.

«Левиафан», по словам самого Андрея Звягинцева, зародился из истории американца Марвина Химейера (того, который сделал из бульдозера танк и объявил войну властям, отобравшим у него землю). Впрочем, финальная версия сценария далека от истории Химейера — тот-то погиб, но, по мнению его многочисленных поклонников, ушел морально победившим. В случае с «Левиафаном» ссылки на Химейера оказываются обманкой, усиливающей безысходность и отчаяние. Другие важные для фильма тексты — история библейского Иова, веру которого сатана испытывает разными напастями (в книге Иова упоминается и мифическое морское чудовище Левиафан), и труд английского философа Гоббса о насилии государства над личностью.

Заданный в названии масштаб библейского чудовища оправдывается: «Левиафан» засасывает зрителя, и в его глотке становится жарко и страшно, временами начинает колотиться сердце и становится трудно дышать. Звягинцев, который начинал (в глазах иностранных зрителей) под брендом Tarkovsky, любитель красивых притч, происходящих неизвестно где и когда, в «Левиафане» прямо-таки вламывается в реальность, оказывается здесь и сейчас. Здесь на стене — Путин, в телевизоре — Pussy Riot, за рулем — пьяный гаишник.

И в этом «здесь и сейчас» Звягинцев начинает вести себя со зрителем почти как Ларс фон Триер.

Выкручивает руки, заставляя слушать монолог пьяной мокрогубой свиньи-мэра, который с охраной приезжает ночью покуражиться над пытающимися отсудиться от него людишками. Душит — например, в снятом одним планом невыносимо долгом зачитывании скороговоркой очередного постановления троицей судей, представляющих разные типажи выживших из человеческого облика чиновниц.

«Левиафан» вызывает страх — не столько тем кошмаром, который происходит с его героями, сколько гневом, который он несет в себе, и — самое главное — выявляет в самом зрителе. Кроме большого звягинцевского стиля (суровые пейзажи, музыка Филипа Гласса, мощные актерские работы) в «Левиафане» появляются еще и образы публицистической, плакатной жирности и доходчивости. Мэра — садиста, вора и, вероятно, убийцу, — в его обитом иконами кабинете регулярно навещает высокопоставленный священнослужитель, напоминающий ему, что «всякая власть от бога». Государственная власть в фильме не просто коррумпирована, но и опасно срослась с церковной, а церковная видит ее преступность, но благословляет ее, просто потому, что она власть:

обо всем этом «Левиафан» говорит напрямую, с нарастающим гневом, теряя опасение выйти за рамки приличий и хорошего вкуса. Гнев и ярость настолько не соотносятся с предыдущими фильмами Звягинцева, что становится слегка непонятно, откуда вообще что взялось: как будто изящная левретка произвела на свет волкодава.

«Левиафан» ступает как бы на не очень приличную территорию — потому что у нас распространена идея, что искусство не надо смешивать с политикой. Идея, надо сказать, демонстрирует полный провал преподавания гуманитарных наук в российской школе — потому что с осмысленным хотя бы на троечку курсом литературы она вроде бы не должна уживаться в одной голове. В любом случае, «Левиафан» — одно из мощнейших политических высказываний в России за уже и неясно сколько времени. Это было ясно еще во время первых — закрытых или фестивальных показов — и еще более очевидно, когда фильм одновременно получил вторую мировую награду и утек в торренты: на следующий день российское информационное пространство взорвалось рецензиями, эссе, доносами, мемами, параноидальными теориями о заговоре против России. И — беспрецедентной для российского зрителя, вроде бы не считающего пиратство грехом, акцией «перечисли деньги создателям фильма за просмотр скачанной копии»: за двадцать дней на счет, заведенный по инициативе благодарного зрителя, перечислили миллион рублей.

Довольно быстро все происходящее вокруг стало чуть ли не интереснее — и местами страшнее — самого фильма, который притом, повторюсь, выдающийся и незабываемо страшный.

Сразу после премьеры фильма в Каннах его начали сравнивать с акцией Pussy Riot (она в фильме упомянута). Что ж, сравнение более чем оправдалось, со времен перестройки — а может, и раньше — в России так массово интересовались только двумя актами искусства: танцами «пусси» и «Левиафаном». В обоих случаях человеку со стороны трудно понять, в чем причина таких бурных эмоций («Левиафан» в глазах западного киномана — ну да, хороший фильм, откуда-то из Восточной Европы — то ли из Румынии, то ли из России). А человеку изнутри грустно и жутко — как грустно и жутко видеть, когда родной человек теряет связь с реальностью и странно себя ведет: в первом случае — от открытия, насколько агрессивной может быть его страна, а во втором — насколько провинциальной она становится и как истерически реагирует даже на вежливое и мелкое проявление интереса извне.

Елена Полякова

Фото kinopoisk.ru