Есть такие интересные люди — индустриальные туристы. Они не умеют отдыхать как все и стараются проводить свободное время в вылазках на заброшенные места. Самое забавное, среди этих чудаков есть и девушки. Одна из них рассказала NGS55.RU об одном из своих походов — на завод, который уже ничего не выпустит.
«С Зоной ведь так: с хабаром вернулся — чудо, живой вернулся — удача, патрульная пуля — везенье, а все остальное — судьба…»
Братья Стругацкие, «Пикник на обочине»
Подошвы берцев с шорохом опускаются на основание ободранной плитки. Здесь некого пугать, но ступать пытаешься тише. Кажется, один громкий звук, и завод оживёт, содрогнётся, стряхнув с себя пыль, везде загорится свет, а разбитый манометр неожиданно для себя покажет давление в системе.
Думаю об этом и подпрыгиваю от громкого треска: наступила на что-то, сама не поняла на что. В тишине звук кажется оглушительным. Подхожу к пульту управления. Последняя отметка в журнале сделана почти десять лет назад, в три ночи. Представляешь, как оператор выводит простенькую закорючку подписи и отходит к окну. Открывает, закуривает. Конечно, это строго запрещено, но кто среди ночи проверит. К жене бы сейчас под одеяло…
Я — индустриальный турист. Это такой необычный человек, который не может воспринимать удочку, шашлык или дачу как полноценный отдых. Удовольствие для меня там, где другому смерть. Берцы, фонарь, рюкзак, заброшенный завод. Возможно, компания таких же «романтиков».
В этот раз мы с подругой решили свести компанию к минимуму и забрались на большой заброшенный завод за городом вдвоём. Какой — не скажу: стоит раскрыть точку, и через месяц там камня на камне не оставят «сталкеры». А я за то, чтобы объект оставался в первозданной заброшенности, если хотите, и умирал свой смертью. Поэтому мы стараемся что-то трогать по минимуму и не брать никакого «хабара». Ну, может быть, кроме книг.
Смотреть на то, как природа побеждает цивилизацию, можно бесконечно. Мы уже бывали на этом заводе, но ходили с товарищами мужского пола. А ходить с ними тяжело: торопливы. Я с подругой, наоборот, люблю не спеша пофотографировать и проникнуться — по большому счёту, мы для того туда и ходим. Поэтому в этот раз отправились вдвоём.
Для того чтобы поймать рассвет на заводе, заходить на него нужно ещё ночью. Едем на такси до выезда из города, а дальше несколько километров пешком. Ну а что? Ночь летняя, тёплая. Таксист, наверное, очень удивился, глядя на двух девчонок, уходящих в ночь.
До периметра дошли часа в два. В радиусе нескольких километров уже нет ни машин, ни людей. Мы почти беспрепятственно попали на территорию. Нет, штанину я, конечно, разорвала, ну и что: вокруг летняя ночь, огромные цеха с тёмными окнами, миллионы звёзд над головой — красота!
Территория огромна — до цеха, который нам понравился в прошлый раз, чуть не полкилометра. Но — вот неожиданность! — оказалось, что две девочки куда менее смелые без мужской компании, к которой так привыкли. Идём. Нервничаем. Тщательно прислушиваемся к звукам вокруг, присматриваемся к каждому кусту.
Любой заброшенный объект изобилует массой звуков: тут и капли, с грохотом падающие на жестяные листы цехового пола, и хаотично хлопающие на ветру открытые окна зданий… И ещё куча скрипящих ржавых железок. Это техногенное. А ещё звуки ночных зверей и птиц — ведь территория давно брошена. Они хорошо себя чувствуют на этих заросших просторах. В общем, думаю, понятно, о чём я: на полпути уже шарахаемся на любую тень и звук, среди деревьев, железяк и открытых люков. Дура я. Лучше за парнями успевать.
— И ты дура, — говорю подружке.
Пугается, отскакивает.
— Что? Да-да.
Вот мы и добрались до цеха. Поднимаемся по внешней лестнице к двери на уровне второго этажа, и… Как загавкает где-то совсем рядом собака! Дверь закрыта. Мы замираем, прижавшись к стене. Тишина, и сердце в груди долбит. Собака лает ещё раз метрах в пятидесяти. А потом где-то дальше отозвалась другая — и только тут мы поняли, что это не собака. Куропатка! Выдохнули. Крепким словом пожелали куропатке крепкого здоровья.
Находим ещё одну лестницу, взбираемся на крышу и понимаем, что перестраховались: до рассвета ещё порядочно. Разливаем из термоса чай, растягиваемся на грязном рубероиде и болтаем до рассвета о том о сём.
Чёрт знает почему, но не люблю я слово «сталкер». Впрочем, нет. Наверное, знаю. Звучит громко, и называться так полюбил каждый странноватый человечек, которому повезло залезть в старый сарай. Вот 12 канал у нас снимал сюжет, типа про сталкеров, с каким-то чуваком, который показывал, как ходить в противогазе по старому пионерлагерю. Нет, пусть он будет сталкером, а я на это звание не претендую.
С первыми лучами рассвета расчехляем фотоаппараты. Отсняв рассвет, спускаемся в цех. Цеха тут впечатляют: большие. На исследование одного может уйти несколько часов, поэтому мы запланировали отработать только один корпус.
Железо. Много железа. Многоэтажного. Мы, девочки, не очень понимаем, что тут за что отвечает, но выглядит это, конечно, монументально.
Чуть в стороне — курилки, коридоры с кабинетами и сердце корпуса: пульт управления. Сколько лет в этой комнате не открывали окна? Мы позволяем себе вмешаться. Свежесть летнего утра робко разбавляет затхлый воздух. Выглядываем — красота же!
Цветы в горшках: их же старательно поливала какая-то тётя Маша, пыль с листьев вытирала. Но однажды не вышла на работу, когда объявили, что цех закрывается. Ещё думала, наверное: может, домой забрать? А в здание уже не пропустили, бросив всё как было: какие-то большие важные дядьки решили судьбу завода.
А вот часы на стене напугали. Непроизвольно бросив взгляд на сотовый, вижу почти то же время. Но стрелки не идут: кажется, отвернёшься, и за спиной всё неслышно оживает. Подкрадывается сзади... Бр-р-р!
Вот столовая, а вот хоть и не комната, но уголок отдыха. Шахматы! Белые проиграли, партия остановилась, время замерло.
Чего только не попадается на рабочих столах: телефоны, документы, фотографии... Те, кто бывал в закрытых цехах ещё работающих заводов, знают: заброшенные здания не всегда обесточены. То есть от выключателя загораются лампочки, а в телефонной трубке идёт гудок. Это даже представлять жутковато.
Конечно, шататься по заброшенным объектам опасно. Я прекрасно понимаю негодование медиков и спасателей, которые, возможно, читают эти строки. Да, люди, которые ищут проблем на пятую точку, приносят их и тем, кто их потом спасает. Приношу за них извинения. Мне, тьфу-тьфу, не доводилось. Мы осторожны.
Так, фотография за фотографией, помещение за помещением, и часы показывают уже девять утра. Проходя мимо тех, в коридоре, снова бросаю взгляд на циферблат. Нет, стрелки не двинулись с места. Но теперь кажется, что завод просто затаился и хочет нас обмануть. Всё-таки бессонная ночь даёт о себе знать — лезет в голову всякое. И от постоянного трепета тоже устаёшь. Выходим через окно первого этажа — так короче — и отправляемся в обратный путь.
При свете территория совсем другая. По этому бетону ходили люди, ездили колёса, а сейчас перестали. Пробивающаяся через дорожное покрытие трава — символ каждого умирающего объекта. Перед самым цехом растёт и кипрей, за которым я каждый год прусь в тмутаракань. Достаю пакетик и собираю, растерянно оглядываясь по сторонам.