Хуторок у кожевенного завода: как люди в Старом Кировске живут в аварийных домах посреди промзоны

Сколько мы с нашим фотографом Леной Латыповой уже гуляем по неизвестному Омску, а он всё не устаёт подкидывать нам очень интересные места. Так вышло и в этот раз. Оказалось, что посреди промзоны, находящейся на окраине города в Старом Кировске, есть небольшая деревня. Она находится рядом с остановкой УТПК. Мы уже бывали неподалёку — в цыганском таборе на 2-й Казахстанской. В этот раз мы забрались ещё дальше, чтобы увидеть Хуторок из нескольких стареньких домиков, бывший кожевенный завод, коровье кладбище и еще много всего интересного. Ну и, конечно же, мы пообщались с местными жителями. Словом, следуйте за нами. Уверен, что в этом местечке вы ещё точно не бывали.

Мы встретились с Леной на остановке, соседствующей с бетонными заборами, и пошли по рельсам вглубь промзоны. Рельсы тянулись вдоль заболоченного поля, которое еще не успело позеленеть. Отовсюду что-то квакало, чирикало, пищало и булькало. Гулять по рельсам мне всегда нравилось. Есть в этом что-то романтичное, бродяжническое. Лена, по своей давней традиции, разглядывала каждый гриб и травинку, перечисляя их названия и полезные свойства. Так мы не заметили, как дошли до Хуторка.

Около десяти домиков хаотично разместились прямо в поле, между железкой и бетонными заборами промзоны. На такой локации в самую пору было бы снимать «Омскую резню бензопилой» или другой хоррор. Не знаю, преображается ли это место летом, но вот осенью-весной оно выглядит весьма эффектно. Со стороны дома смотрятся очень неряшливо, будто строили их второпях из того, что было. Так как рядом железная дорога, дома закономерно построены из шпал. А обиты чем попало. Просто так к Хуторку не подойти. Он, как средневековый замок, окружен рвом болота и сточных вод. Нужно найти тайную тропу. Ну, или резиновые сапоги.

Поначалу кажется, что тут никто не живёт, но, всматриваясь, подмечаешь следы человеческого присутствия. Один из домов лениво охраняла небольшая дворняжка. Есть собака на сене, а эта была на мешке с пластиковыми бутылками. Ей очень хорошо лежалось, поэтому тявкала она на нас, не вставая с ложа. Выходило это довольно смешно. Наверное, на то и рассчитано — вор остановится и будет смеяться. До кражи дело уже не дойдёт.

Мы постучались в несколько домов. Кроме собак во дворах никого не было. Я уже было подумал, что это местные барбосы организовали себе деревню, но нам повезло встретить Лейлу. Девушка стояла во дворе с друзьями, а когда мы подошли и поздоровались, то они сразу же исчезли в доме.

— Мы живём здесь давно. Лет 13-15, наверное. Сначала мама жила, теперь я. Мы приезжие. Через знакомых мама узнала про эти дома. Купили, заехали. Здесь шесть домов, а само место называется Хуторок, Хутор. Воды здесь нет, приходится от колонки у цыган возить, с Казахстанской. На машине ездим, у нас бочки, фляги. Газ в баллонах. Электричество есть. Условий тут никаких нет. Летом здесь хорошо, а зимой очень тяжело. Администрация никак не помогает. Про нас скорее всего и не знают вообще, — поделилась девушка.

Лейла рассказала, что в Хуторке достаточно неспокойно. Вокруг ходит много подозрительных и пьющих личностей. Во дворе ничего оставлять не стоит. Девушка вспомнила, как один год в доме никто не жил и из него вынесли буквально всё. Теперь она дом надолго не оставляет — Лейла живёт в нём с мужем и ребёнком. К тому же у девушки появился сторож. Пока он больше играет и бегает на улице, но уже скоро начнёт лаять на непрошеных гостей.

В поселении, все дома которого имеют один адрес, много детей — от младенцев до подростков. Те, кто постарше, ходят в соседнюю школу.

— Детей много, почти в каждом доме. Но тут один адрес на всех и нет прописки. Я пока замуж не вышла, имела только временную. Переехать хотелось бы, конечно. Но я хотела бы остаться в Кировске. Мне тут нравится. Всё уже родное, — объяснила Лейла.

Пока мы общались с Лейлой, в доме, в котором до этого никого не было, появился мужчина. Он приветливо помахал рукой и пригласил войти во двор.

Оказалось, что махал он не просто так, а чтобы стрельнуть сигаретку. Владельцем дома мужчина не являлся. Он зашёл в гости к брату, которого не оказалось дома. Брат мужчины живёт здесь с женой и двумя дочками около 10 лет и, по словам моего собеседника, ни на что не жалуется. Я слушал его рассказ и смотрел на вид, раскинувшийся позади мужчины. Круто, наверное, когда в твоём дворе есть целая железная дорога и заводик. Вероятно, в доме живёт крупный промышленник.

Нам повезло застать дома еще одну хозяйку. Баркуза рассказала, что переехала сюда из Казахстана 15 лет назад. Семья женщины купила этот дом у прошлых хозяев, а сколько он тут стоит, никому не известно. Женщина живёт здесь вместе с сыном и тремя внуками. Еще двое внуков, помладше, живут со снохой женщины у её родителей — там, по словам Баркузы, условия лучше. Сын женщины — ветеран чеченской войны и должен получить жильё, но пока о переезде ничего не слышно.

Огороды и сады местные не разбивают. Земля в промзоне и у железной дороги не подходит для сельхозпосадок. В некоторых дворах стоят теплицы, но и там, по словам женщины, удаётся собрать скудный урожай.

— Переехать я бы хотела куда-нибудь отсюда. Но не из Кировска. Мне тут нравится, люди хорошие живут. Все дружат. Никаких проблем не знаем, кроме жилищных. И тут место хорошее, но условий нет, — поделилась Баркуза.

Мы пошли дальше и, уходя, оглянулись на Хуторок. Он выглядел совсем как забытая богом русская деревня где-то в глуши.

Промзона вокруг не мертва — шум кранов, грузовиков и производств повсюду. Железка тоже, по всей видимости, работает. Её держат в исправном состоянии, а на рельсах свежие следы колёс.

Мы решили побывать на старом кожевенном заводе, который некогда был окружен забором. Теперь от него остались только столбы. Попасть на территорию не составляет труда. В заборе тут не то чтобы проплешины — его по большому счёту просто нет. А за порядком следят только сороки.

Омский кожевенный завод был основан 19 ноября 1924 года на базе трех предприятий: 1-й государственной обувной механической фабрики Сибири имени Рыкова, 1-го государственного кожзавода памяти 14 ноября 1919 года «Омсккожтреста» и кожзавода № 2 имени 27-й Дивизии. Он специализировался на выпуске жесткой кожи для подошв и низа обуви, работая по большему счёту на военное производство. В советское время здесь планировалось создать промузел легкой промышленности с овчинно-меховой фабрикой и фабрикой валяной обуви.

Планам сбыться не удалось. Завод закрылся где-то в середине нулевых, но в корпусе обитали различные арендаторы, которые есть здесь и сейчас. На первом этаже остались деревянные приспособления, каким-то образом связанные с обработкой кожи, второй этаж пустой, а на третьем — бытовки и несколько административных помещений.

Здание находится в аварийном состоянии, местами просто разваливается. В одной из трещин образовался живописный водопад, зарастающий мхом. На крыше, окнах и балконах растут маленькие деревья, а в самом заводе гнездятся птицы.

Из достопримечательностей на заводе остался только советский герб, находящийся на втором этаже здания. На нём, кроме серпа с молотом, изобразили еще и солнце с годом основания завода. Оно чем-то напоминало татуировку, которую раньше делали на руках парни, любящие проводить время в лагерях. Вместо года там ещё иногда было изображение оленя или надпись «СЕВЕР».

Сейчас на территории работают несколько предприятий и магазинов, торгующих камнями, песком и другими стройматериалами, поэтому вход относительно свободный. Несмотря на это, вахтёрша, сидящая на проходной, решила спросить у нас, кто мы и как сюда попали. Мой красноречивый взгляд на невидимый забор, силовое поле на котором вероятно забыли включить, заставил женщину перестать возмущаться и угрожать звонками во все инстанции от ФСБ до МЧС. Что интересно, даже возле проходной не было забора.

Рядом с проходной кожзавода находится одноимённая остановка общественного транспорта, а чуть поодаль, на Перова, 70, стоит двухэтажка. В ней раньше жили рабочие завода, потом получали жильё молодые специалисты. А сейчас в белом доме живут и снимают квартиры совершенно разные люди.

Дом признан аварийным и готовится к расселению. А его жильцы, как водится в таких местах, с одной стороны, рады, а с другой стороны, и уезжать из насиженного гнезда им неохота. При всём своём неудобстве, а иногда даже опасности проживания, такие места притягивают людей, которым нравится свобода. Здесь можно и сарай с охотничьими собаками завести, и кур выращивать, и огородик разбить. В подъезде можно держать лыжи и велосипед. Прямо во дворе никто не запретит дымить сигареткой и жарить шашлык, отмечать праздники или просто сидеть на старом диване, потягивая креплёное пиво из банки и думая: «Когда же расселят-то! Ну ведь это безобразие — так жить!» А в глубине души надеясь — никогда.

В подъезд мы зашли вместе с котом, которого я окрестил Рыжим. Хоть он и белый. Рыжий сначала прошёлся мимо собак ровно на таком расстоянии, чтобы они не могли его достать, а потом по-хозяйски поднялся на второй этаж. Кот проверил миску, явно приготовленную для псов, не нашёл там ничего интересного и потому решил немного поластиться. Дворовый бандит уткнулся в руку и начал мяукать и урчать так, что я даже насторожился, не затрещат ли от этакой вибрации аварийные стены.

На них, кстати, хранились следы древней цивилизации, запечатлевшей неких героев. Некий Лунтик имел как мужские, так и женские половые признаки, а Шашлык был неведомой зверюшкой. Оба были счастливы, что ясно следовало из подписи.

Владельцев кота мы не дождались, а другие жильцы выходить и общаться с прессой не захотели. В этот раз, правда, у них было хорошее оправдание — коронавирус.

Но потом с нами согласился побеседовать Валерий, который живёт в доме 12 лет.

— Когда был кожзавод, советская власть — была вода. Сейчас воды нет. Дом построен в 60-х. Зеки его строили. Общежитие для молодых специалистов было. Здесь собственников больше, но кто-то и снимает. Снимать квартиру здесь стоит около пяти тысяч, а за коммуналку около двух тысяч выходит. Сейчас две квартиры уже получили жильё. Я тоже жду, конечно, но когда дождусь и где — неизвестно. А людям квартиры дают, а они ещё и отказываются. Продолжают ждать. А я хотел бы квартиру в Старом Кировске. Мы к нему привыкли. Тут и работа. Спокойно. Вообще, сделали бы тут крышу, воду провели, и я бы даже не хотел переезжать. Дом тёплый, я всю зиму в шортах. Тут спокойно. Отшиб. Мангальчик. Даже охота подальше есть, — рассказал мужчина.

Я вышел во двор дома, прошёлся мимо сарайчиков. Лена уселась на одинокие качели и принялась качаться. А я выбрал старенький деревянный стол и сел на сломанную, но ещё годную лавку. На столе стояла пустая пивная банка, я взял её в руки, посмотрел на открывшуюся картину... «Мда... видок, конечно... И как тут люди живут», — подумал я. Потом решил ещё немного посидеть. Сейчас бы еще мангальчик затеплить... И в поле псов погонять, пока угли доходят.

От двухэтажки мы отправились дальше и, пройдя несколько частных домов и молокозавод, переделанный из фабрики, где катали валенки, увидели поваленный забор. Лена рассказала, что там, за забором, целый дикий парк. Я решил, что на него нужно обязательно посмотреть. Пока мы шли, Лена добавила, что в дебрях парка лежат десятки коровьих черепов, а на его дорожках бомжи обжигают кабель, чтобы добыть цветмет. Заброшенный парк, коровьи черепа, бомжи... Я захотел туда еще сильнее, и мы ускорили шаг.

Бомжей, палящих костры, там не оказалось, к сожалению, но место с черепами обнаружилось достаточно быстро. Его сложно было не заметить. Черепа лежали там повсюду. Других костей не было, только остатки коровьих голов. Некоторые были выбелены дождями и ветром, какие-то покрылись мхом. В одном из черепов устроили свой дом муравьи. Интересное место.

Примерно в середине парка мы нашли логово местного отшельника. Его было сложно не заметить. Кучи разноцветных вещей валялись повсюду. Тут и обрывки одежды, и старые поломанные вещи, настольные часы с коняшкой, тетрис, дверная ручка и старый зонт. Я как-то смотрел выступления одного известного археолога, который рассказывал, что стоянки древних людей выглядели примерно так же. Весь мусор и отходы кидали под ноги, и никто не заботился о субботниках и уборке. Эти останки именовались не мусором, а культурным слоем, и по нему было сделано множество открытий. Может быть и местный друид не ведёт свинский образ жизни, а заботится о будущем учёных? Мной, кстати, в его культурном слое были обнаружены игральные карты с голыми барышнями, лежащие в центре палатки. Понимаю его. Даже если ты отшельник, в доме тяжко без женской руки.

При дальнейшем осмотре стоянки обнаружился и православный псалтырь. Видимо, чтоб грехи замаливать после тасовки карт.

А за парком стоит ещё парочка двухэтажных зданий, в которых с первого взгляда угадывается сходство с тем, в котором мы уже побывали. У них странная нумерация — 58б и 22. Дома окружены небольшим болотцем. Интересно, каково здесь летом и не уносят ли зазевавшихся собак и кошек в свои гнёзда местные комары?

Дом, сохранивший остатки краски, окружён забором, и как только мы подошли, нас встретил его хозяин, представившийся Иваном. Оказалось, что дом теперь полностью принадлежит ему. Когда строение признали аварийным и жильцы начали разъезжаться, Иван переезжать не стал. Он выкупил все оставшиеся квартиры, сделал ремонт, отгородил дом забором и зажил сам в этаком особняке из восьми квартир. Мужчина рассказал, что жаловаться ему не на что, район нравится, а условия проживания устраивают. Он, как и все остальные люди, с которыми мне довелось пообщаться, нахваливал уют Старого Кировска.

В соседнем с особняком Ивана доме хозяин не один. В здании, которое, разумеется, тоже аварийное, живёт несколько семей. В нём нет воды. За ней ходят на соседнюю колонку.

Правда, несколько жильцов сумели провести себе водопровод, но слива канализации всё равно нет. За домом следят, в подъезде чисто. Только вот сам дом уже трещит по швам. Прямо по середине боковых стен от фундамента до крыши идёт широкая трещина. А паутины из трещин поменьше есть под каждым окном.

— Дом примерно 1961 года постройки. Здесь жили доковские сотрудники. С 2015 года он аварийный. Обещали расселить еще в 2017 году. А потом, видимо, забыли, что обещали. Правда, сделали нам отопление. Подвал заливается полностью водой. На первом этаже через пол видно подвал. Состояние дома всё хуже и хуже. Кто-то стены пенит. Экспертиза дала оценку, что нет степени риска состояния дома. Пообещали теперь к 2023 году расселить. Надеюсь остаться в Кировском районе. Он чистый, спокойный. У меня тут дети. Мне здесь всё нравится. Рядом магазин, остановка. Всё под рукой. Удобно, — рассказала Татьяна.

Женщина продемонстрировала нам подвал. В нём и правда можно тренировать аквалангистов. Вода стоит у самого порога двери, и приходится только догадываться, как комфортно жителям первых этажей. Из-за воды в подвале около дома даже стал образовываться провал, и, чтоб в него никто не угодил, жители закидали его разным хламом.

Если отойти от аварийных домов и прогуляться по одной из улиц Кировских, то взгляду предстанет любимая мною Братислава. Промзона с игрушечной фабрикой, старые многоэтажки с ЖЭК-артом во дворах, требующая ремонта и покраски хоккейная коробка. Ламповости пейзажу придаёт Эйфелева башня ЛЭП. А дальше сотни и тысячи домов частного сектора, из которых по большому счёту и состоит Старый Кировск.

Старый Кировск всегда вызывал у меня то самое чувство, о котором говорили все местные жители. С одной стороны, это спальный район на отшибе города, где нет ничего, кроме промзон и частника. Но сколько тут всего интересного, если, конечно, уметь, а главное — хотеть искать. Гуляя по Старому Кировску, не понимаешь, как некоторые люди живут в таких условиях десятки лет. Уезжаешь отсюда с радостью на душе. Вот, мол, и снова в цивилизацию. А потом снова возвращаешься сюда, чтобы увидеть всё это еще раз и опять найти что-то новое.