Образование истории «Своего ребёнка туда бы отдал»: истории троих бывших омских детдомовцев

«Своего ребёнка туда бы отдал»: истории троих бывших омских детдомовцев

Они выпустились из детских домов несколько лет назад и сразу захотели вернуться

Они с трудом входят в новую жизнь, всегда готовы к неприятностям и мало чего боятся

У обывателей самые разные мнения о детдомах: одни считают, что воспитанники купаются в подарках и жирном бюджетном финансировании. Другие уверены, что детский дом — тюрьма с решётками на окнах и пытками подопечных в застенках. К 1 июня, Международному дню защиты детей, корреспондент NGS55.RU пообщался с выпускниками омских детдомов. Они совсем разные: пианистка-боксёр, её молодая крёстная мать и хулиган, мечтающий о Питере. Все они с трудом входят в новую жизнь, всегда готовы к неприятностям и мало чего боятся.

«Жизнь "до" не помню»: Ангелина Мальцева, 19 лет

В детдоме жила с трёх лет. Окончила танцевальную, художественную и музыкальную школы по классу фортепиано, 12 лет занимается боксом. Учится в колледже на ландшафтного дизайнера и архитектора, работает бариста — варит кофе.

«Я много дралась, но не горжусь этим и не хвастаюсь»

— Я много дралась. Кому-то руку ломала, зуб выбивала… В общежитии нос девчонке сломала. Не хотела, конечно. Я не горжусь этим и не хвастаюсь — ты сам спросил. Однажды воспитатель сказала, что моя мать проститутка и я буду такой же. Рядом со мной стояла табуретка: что стояло, то и полетело.

Первые воспоминания — уже из детского дома. Жизнь до этого не помню и не знаю, как замытое стекло. Конечно, я хотела найти своих родителей.

Маленькой я доставала воспитателей: хочу-к-маме-хочу-к-маме, когда мама придёт? «Придёт, не переживай…». Потом поняла: не придёт, пока сама не приду.

«Не люблю, когда меня жалеют»

Ко мне в первый раз в жизни приехали, когда мне было 13 лет. Тётя. Я очень хорошо это помню. Воспитательница заходит в семь утра, говорит: «К тебе приехали». А ко мне никогда в жизни никто не приезжал. Я, конечно, думала, что это мама. Бегу, меня за руку воспитатель сдерживает — да крепко держит так. А я всё равно бежать пытаюсь. Добежала и встала как вкопанная. Не видела же маму ни разу, не знаю, как она выглядит. Стоит женщина, на меня смотрит, плачет.

— А чего вы плачете? — спрашиваю.

— Я твоя тётя.

— А вы маму мою не знаете?

— Знаю.

Скоро я нашла её. Да, нашла маму свою. У нас страшная история. Я думала, что тётя преувеличивает, но оказалось, нет.

Мама жила в Узбекистане, в небольшом городке под Ташкентом. Отца она встретила на ярмарке, он приехал из Таджикистана. Он за ней ухлёстывал. Остался, а бабушка отказалась его пускать домой. Воровал, чтобы выживать, его били. Спал возле дома. В итоге мать забеременела от него. Бабушка её тоже выгнала, и они с отцом приехали в Омск к его бабушке в Русскую Поляну. Моя мать пила, кололась вместе с ним. Он воровал, убивал, его в итоге посадили.

Моя мать пыталась избавиться от живота, что только не делала, чтобы я не появилась. Это, наверное, чудо божье.

«Я же ждала маму всю жизнь и по-прежнему её люблю»

Я родилась зимой, 5 декабря. Она укутала меня в одеяло, бросила в сарае рядом с домом. Люди, которые проходили мимо, услышали мой плач. Когда она мне всё это рассказывала, у меня была мысль: «Лучше бы ты вообще меня не рожала». Я не обижалась, просто не понимала. Меня до сих пор не волнует: хотела она меня рожать, не хотела. И мне не важно, что она об этом думает.

У меня с детства есть крёстная мама. Яна — она тоже из детского дома, старше меня на шесть лет. Она меня выбрала, была рядом — и мне жилось уютнее, чем другим. Когда с ней выходили за территорию без воспитателя — это было потрясающее чувство! Маленьких же не выпускали. Вместе смотрели на детей, которые гуляли с родителями…

Меня однажды, лет в шесть-семь, сильно избили пацаны. Гуляла одна, они завели в кусты и избили. У нас была веранда, рядом с ней кустики — я всегда туда ныкалась, если какая-то беда, чтобы её не показывать. Не люблю, когда меня жалеют.

Они знают больные точки и по ним бьют. Толпой, не поодиночке. Как вороны собираются.

«Воспитатели тоже разные. Кого-то мы по имени-отчеству, а кого-то мамой называли. Одни ходят стукачат. А с кем-то было хорошо».

У меня было со зрением плохо, косоглазие (столько операций было — и только в прошлом году вылечили). Дразнили, конечно. Или позовут играть, потом оплюют и говорят всем, что ты чмырённая, бобриха — типа заразная. Смешно им!

Я помню, в детский дом привезли красивого мальчика. Азербайджанец, что ли, или грузин. Первая любовь, 11 лет! У него одно ухо торчало, его звали Чебурашкой. Одногодка со мной был, мы начали общаться, дружили, в школу-со школы ходили. Гуляем — он как дёрнет за волосы. А мне приятно.

Когда вышла из детского дома, вообще потерялась. Было очень странно. Сижу возле общаги в качельке, думаю: вот куда я торопилась? Зачем? И сразу начала ценить то, чего в детском доме не ценила. Год после этого был стрессняк. Ни с кем не общалась, даже с одногруппниками. Что-то было внутри такое — я не могу этого передать. Было очень сложно. Потом прошло.

«Мы — баторские*!»: Яна Кузнецова, 25 лет

В детдом попала в десять лет. Крёстная мать Ангелины. Замужем за выпускником того же детдома, растёт дочь. Учится на дизайнера одежды в колледже.

* батор детдомовский сленг, сокращение от слова «инкубатор».

«Ещё долго хотелось обратно — чтобы шум, народ был. А тут тишина. Никто не звонит: "Яна, ты где? Семь часов, а ну возвращайся!"» 

В первые дни после выпуска из детского дома ничего не понимала. Каждый день плакала. Это же дом всё равно. И воспитатели — родные люди, столько лет с ними прожила. Меня реально клинило. Лежишь, ноешь, ноешь. Спрашивают: «Чего плачешь?». Почти каждый день ездила в детский дом. Если бы сейчас предложили на какое-то время вернуться, я бы вернулась. Ну со своим народом.

Жизнь в детском доме совсем не такая, как о ней думают. Наши друзья со дворов, домашние дети, приходили к нам в гости и спрашивали: а у вас есть телевизоры? Нам смешно: ну конечно, у нас есть телевизор, плазменный. А компьютер? Все же думают, что у нас решётки на окнах, что нас избивают. А у нас насытная жизнь была, правда. В кино, в театры, в цирки, на Линёво, в Москву — куда только не ездили. Когда выпускалась из детдома, моих вещей было пол-«Газели»!

Мне и сейчас не хватает этого расписания — когда твоё время постоянно пытаются занять чем угодно, лишь бы ты что-то делала.

«Нам деньги выдавали. Рубль в день. Тридцать рублей в месяц. Хочешь — скопи. Конечно, мы сразу забирали эти 30 рублей и шли покупать чойс»

До семи лет я жила с мамой, бабушкой и дедушкой. Папу я вообще не помню. Помню свадебный чемодан мамы — с платьем, фатой… Мама забеременела до свадьбы, но свадьба не состоялась — родственники со стороны папы были против. Родители расстались, когда мама была на третьем месяце.

Пока был жив дедушка, мы жили хорошо, в четырёхкомнатной квартире. Он работал на заводе, очень меня любил, кормил, одевал. Потом, когда мне было семь лет, он умер, и начался ад. Оказалось, что никто из нас в этой квартире не прописан. Родственники со стороны дедушки нас выгнали. Мама нашла другого мужчину и ушла к нему. Я болталась с бабушкой по знакомым, ночевали где придётся. В школу меня, конечно, никто не отдал.

Я попрошайничала по квартирам, собирала пустые коробки у магазинов, бутылки и сдавала. Куплю молока, булку хлеба, сижу ем в подъезде. Бабушка начала выпивать. Были эпизоды, когда она находила мужчину, мы жили у него. Потом они напивались, дрались, засыпали до утра, а я не могла попасть в квартиру. Потом нас снова выгоняли. Иногда случайные люди забирали пожить. Иногда по нескольку дней спали в гаражах и ели суп из крапивы. Три года мучений: лучше бы она меня сразу в детский дом отдала.

Положили в больницу, три месяца там была. Налысо побрили — видимо, вши были. Я так плакала. А потом меня забрала какая-то женщина и привезла в детский дом. Я — красавица, в старых колготках из девяностых, стрижка, как у тебя (ёжиком. — Прим. ред.). Косынку вообще не хотела снимать. Ну а дети, знаешь же, какие. Для новичков у нас всегда устраивали проверки, чтобы в коллектив влился. С меня содрали косынку, начали смеяться. Я забилась в уголок и плакала.

Все дрались — мальчики, девочки… Но тяжелее всего не когда тебя физически бьют, а когда морально унижают. Если поругаешься с кем-то, у кого есть вес в коллективе, он подговаривает всех, чтобы с тобой не общались. Исподтишка травят — «крыса», «фу»… Надо быть сильным человеком, чтобы это вытерпеть.

В других детских домах семьи, а у нас были группы. Не семья пятая, а группа пятая.

«Мы с вещами скитались по подъездам. Знаешь, как стыдно? С утра люди на работу идут, а мы на своих вещах в подъезде спим»

Несколько раз с воспитателями дралась. Вспоминают твоих родителей: а какие бы они ни были! Я всё равно их люблю и их честь буду отстаивать. Тебя начинает клинить, ты начинаешь матом крыть, драться… Конечно, были у нас такие, которые сами доводят, потом получают. Могли поддать, конечно, и правильно делали. Правда, потом поставили камеры: в группе, на территории, в коридорах. Первое время вообще было непривычно и некомфортно и нам, и воспитателям. Малой (кивает на Ангелину. — Прим. ред.) и то подзатыльник не дашь. Но самое неприятное наказание, когда на месяц не выпускали на улицу или заставляли месяц мыть лестницу. А мы и так дежурили: пол мыли в спальне, группе и прихожих.

Ангелина мне сразу понравилась. Маленькая, хорошенькая, пухленькая — под крыло её взяла. Я красиво одевала её, как куклу. Хотела, чтобы она выделялась, не как все, в одинаковом — кому приятно в одинаковом ходить?

Мы называли себя инкубатором, а потом стали просто батором. Это даже как-то гордо звучит: мы баторские!

«Если бы знала ту историю с пацанами, конечно бы, разобралась»

А какие у нас были симпатии! Ты знаешь, что ты кому-то нравишься. Тебя пнут, из рогатки запулят — не такое, чтобы нормально. Один раз мне в глаз попали по большой любви! А мы с мужем как дружили, так и женились. Сначала просто играли. Если в догонялки — за мной обязательно бежит. Он младше на два года. Поступил к нам, а я его, маленького, уже приглядела — ни у меня, ни у него больше никого не было. Мы, конечно, планы всякие строили, но, если честно, я не думала, что мы так додружимся.

«Рад, что побывал там»: Григорий Ашихмин, 22 года

В детдоме с трёх лет. После выпуска учился в пяти омских колледжах, но ни один не окончил. Планирует переезжать в Санкт-Петербург.

«Мы взрослее тех, кто с родителями живёт. Мы их называем домашними»

— Мне вообще по кайфу там было. Может, повезло. Не было такого, чтобы сбежать хотелось. Выпустился и понял: рад, что побывал там. У нас своё воспитание, мы посерьёзнее, и приоритеты немного другие.

Любви к родителям нет. Виделись последний раз лет в пять — они год ко мне ездили, потом перестали. Говорят, я родился и при смерти был — никто не верил, что выживу. У меня есть брат, но он живёт с бабушкой.

Я смотрю на себя и на него и не стесняюсь того, что я из детского дома. Но в тех же отношениях всегда с этого начинаю — мало ли что.

Раньше представлял: вот выпущусь, будет семья. И если бы со мной что-то страшное случилось, своего ребёнка отдал бы в детдом. И это нисколько не пугало. Даже вселяло какую-то уверенность.

«Давно уже не было, чтобы у наших отбирали квартиры. Сейчас же закон, что пять лет ты не можешь приватизировать квартиру. Если долгов не будет, всё нормально — тогда да»

Самое популярное заблуждение о детдоме — что нас там, как в клетке, держат. Раньше да, в 2001 году мы питались весь день кашами, не было нормальной еды. Потом как в ресторане стали кормить.

Да, к нам относятся так себе. Правда, мы и сами иногда исполняем. Много чего творили. Например? Пацана со второго этажа в окно выкинули. Живой. Парту выбрасывали. Уволили человек 15 воспитателей. Оставались только те, кто мог с нами справиться. И нам было интересно с ними. Просто мы не любим подхалимов. С нами надо строго: чтобы мне сказали что-то сделать, и я пошёл это делать. Если не пойду, то система не работает.

Привязанности к воспитателям нет. Но надо будет — приду и помогу за радость тот же ремонт в детском доме сделать. Да, в детстве называл их мамами: но не то чтобы от души — чтобы имя-отчество не запоминать. Ну и воспитатели лучше относятся, поближе становятся.

Ничего особенно страшного в детском доме не было. Ну старшаки-девятиклассники одно время приходили бухущие в хлам. Я был ещё маленький, они прыгали на нас — там да, страхово было. Но и то... Уже давно не боюсь по морде получить — все мы наполучались. Всё было — руки ломали, челюсти, ключицу. Но на эти моменты как-то пофиг — было и было. Страшно только инвалидом стать или бомжом.

Нас с лучшим другом однажды поставили драться старшаки. Час, наверное, стояли — так и не стали друг друга бить.

«Мы все такие. Мои два друга — один уже семьянин, второй так же, как я. Всегда пустят переночевать без проблем. А домашнему позвонишь — всегда откажет»

Раньше, когда я был малым, там всех, особенно новеньких, нормально «проверяли». А когда повзрослел — никто уже не проверял. Правила поменялись — у нас получилась хорошая «банда»: не было такого, чтобы этот главный по иерархии, этот пониже... Мы могли какого-то чухана у нас позадирать, но если кто-то его тронет, мы за него всегда заступимся. При этом у меня нет проблем с милицией — я чист.

Да, в детском доме легко могли побить девчонку. У нас нет такого, что это девочка, её быть нельзя. Они сами как пацаны, только когда выпускаются, становятся леди. А до этого если кто-то нагрубил, то не разбирались — мальчик, девочка...

Потом бегали с ними, зажимались по углам. У меня в 14 лет был первый раз. У нас было свободно с этим. Сейчас у меня отношения на пару дней, не больше. Я тоже семью хочу, но сначала денег надо заработать. У меня друг — уже вот второй ребёнок скоро будет, а денег нет.

Чтобы пара из детского дома женилась — редко такое бывает. Я, например, не хочу себе девушку оттуда. У неё также нет родителей — это тоже без денег, искать жильё, помощи неоткуда ждать...

Когда выпустился, начал жёстко бухать. Три года, пока не понял, что не надо так.

«В 2017-м дали "Лучшего вожатого", когда работал в новосибирском детском лагере. Меня дети любят — от них верёвочка до сих пор. И то я наврал, когда устраивался, — типа у меня две смены за плечами»

Грузчиком подрабатывал, на шинном заводе, учился в пяти колледжах. Сейчас — в колледже народных искусств на кожника. Сам не знаю, что это, просто там денег больше платят, чем везде. Не хочу учиться. Хочу в Питер — там уже буду.

Однажды квартиру хотел снять, и меня кинули. Приложение установил, договор подписал, пять тысяч заплатил за поиск. А риелторы ничего не нашли. Пришёл с пацанами, подняли шум — ОМОН даже приехал. В итоге быстро нашли мне квартиру. Мы просто так не оставляем даже мелочи — всё равно поедем и решим.

Если вам тоже есть, что рассказать о жизни в детдоме или у вас в принципе есть интересная история, то пишите нам в группу «ВКонтакте», в Whatsapp по номеру 8-913-670-33-77 или на почту news55@ngs.ru

Антон Малахевич
ПО ТЕМЕ
Лайк
LIKE0
Смех
HAPPY0
Удивление
SURPRISED0
Гнев
ANGRY0
Печаль
SAD0
Увидели опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter
ТОП 5
Рекомендуем
Знакомства