«Ждут, когда на нас крыша обрушится»: жильцы старого барака на Степной 10 лет надеются на расселение

Россия всегда была страной контрастов, где «по одной стороне едет Porshe, на другой лежит бомж». Этот контраст заметен во всём, от самой страны, где Москва стоит как бы наособицу от остальной нищей России, до городов и сёл, где уровень жизни населения очень разнится. Омск — не исключение. Здесь на улице Куйбышева неполным квадратом стоят элитные кирпичные дома. Внутри — двор с красивыми детскими площадками, дорогими машинами... и разваливающимся 62-летним бараком на Степной, 95А, в котором живут три пенсионерки. Барака тут было два — они достались двору в наследство от омского хлебозавода, который селил в них своих работников. Позже завод от домов отказался, администрации Омска они тоже не пригодились, а застройщик выкупил один из бараков, заплатив жильцам за их квартиры. Его сразу же успешно снесли, а жильцов переселили в новые квартиры, оставив на месте дома котлован за забором. Жильцам второго дома повезло меньше. Они топят печки, ругаются на обвалившуюся крышу, ходят на колонку за водой, выливают помои в яму и ждут расселения уже 10 лет. С ними пообщался корреспондент NGS55.RU Александр Зубов.

Как подобает всякому элитному жилью, к бараку можно проехать только через шлагбаум, находящийся в арке кирпичной пятиэтажки. Заезжая во двор, сразу обращаешь внимание — люди тут живут не бедные. Немецкие и японские автомобили S-класса, частный детский сад, красивые детские площадки. А за детской площадкой стоит старенький дом, спрятавшийся за тополями.

Неизвестно, какого цвета раньше был двухэтажный барак, но сейчас он выглядит не очень. Штукатурка практически везде отвалилась, оголив кирпичные стены, по которым ползут трещины. Входы в подъезд находятся в низине, потому там всё время скапливается вода, и местные жители сделали мостки из старой мебели и строительного мусора.

Во дворе у барака стоят старые покосившиеся сараи. В них жильцы дома хранят дрова, которых на отопительный сезон требуется очень много. За сараями стоит пара деревянных туалетов — наверняка это очень удобно для пенсионерок. А на натянутых верёвках сушатся ковры — в квартирах сыро и холодно, потому периодически их нужно выносить на улицу. Среди всего этого великолепия стоит старый диванчик, на котором иногда сидят местные бабушки.

В доме восемь квартир, каждая из которых площадью примерно по 40 квадратов. Чтобы отопить их, нужно около 20 кубов дров.

— Куб сейчас стоит 1500–1600 рублей. На весь отопительный сезон около 30 тысяч рублей уходит. Топим мы без угля, потому что печи на кухне стоят. Там и так всё время мыть нужно, а с углём так вообще грязища была бы. Один парень тут обогревателями топил. А мы вот идём на помойку, видим, деревяшки лежат, тут же строятся все, ремонты, так берём их сразу, в сараи тащим. Вот тебе и лишние дрова, — делится секретом выживания одна из женщин.

Поскольку в доме нет канализации, после мытья посуды или стирки одежды приходится выливать воду в сливную яму, которая очень удобно располагается напротив второго подъезда. Моются здесь в тазиках, а воду греют в вёдрах на печке. Всё очень удобно, жаль, что лес далеко, а то ещё бы и хворост можно было бы собирать. Живёшь как в сказке.

Раньше по соседству располагался ещё один барак, но около 10 лет назад застройщик снёс его, раздав жильцам по 1 300 000 рублей. На месте барака позже появился котлован, огороженный забором, а к соседнему двухэтажному дому остался только один проезд. Его постоянно загораживают машинами жильцы многоэтажки.

— С мужиками проще — их попросил, и они убрали. А вот с девочками приходится поспорить. Они свой Lexus поставят — ни пройти ни проехать. Видят же, что проезд, что гаражи стоят. Я говорю, что сейчас КАМАЗ приедет, дрова привезёт и машину поцарапает. Ищи, мол, его потом, так они пугаются. А так были случаи, что к моей маме скорая не могла проехать. А если пожар? Машина тут нигде не проедет. Хорошо, пока бог миловал, — рассказывает мужчина, у которого в доме живёт мама.

Вдоль забора около котлована идёт тропка, крытая мостками. Её охраняет кошка, коих тут множество. Кошки сходятся к дому, где для них всегда есть еда — мыши и крысы. За работу местные жители благодарят котов и подкармливают их. Поэтому некоторые охотники даже не едят свою добычу. Они приносят её на порог к жильцам, а сами получают остатки курицы или супа.

Как выяснилось, тропа длиной 80 метров ведёт на колонку. Её сохранил застройщик — раньше можно было пройти напрямки, через двор второго барака. Вот такой воркаут — 80 метров до колонки и 80 метров обратно, держа в каждой руке по 10-литровому ведру. Неплохая зарядка.

— Вот так и живём. Страна, в которой газ и нефть на все стороны продаётся. А мы за водой на колонку ходим, чтобы приготовить и постирать, — рассказывает Виктор, который приехал помочь по хозяйству своей маме, живущей в доме.

Виктор пригласил меня в гости, попутно рассказывая о том, как весело здесь живётся. По его словам, сейчас в доме живут всего три пенсионерки: его мама — в первом подъезде, ещё две женщины — во втором.

В подъезде Виктор показывает то на одну стену, то на другую. Здесь вываливается стена, здесь огромная трещина, здесь с потолка льётся дождь и талый снег. Деревянные ступени скрипят под мужчиной, который несёт вёдра с водой. Перила за полвека отполированы руками так, что на них ни одной занозы. А вот ступени порядком оббиты — дерево уже настолько стёрто ногами, что с него соскальзываешь.

— Ремонта не было никогда с 1958 года. Крыши, можно сказать, нет вовсе. Мы за свой счёт наняли людей, покрыли крышу. 45 тысяч потратили, как в печку выкинули. Там даже прибивать материал было не к чему. Все доски настила сгнили. Пришлось использовать материал, который стелется под крышу, типа мешковины, лёгкий такой, как газета. Ну, на год хватит его, надеюсь. Проводка постоянно горит, тут счётчики перегорели, электрики их даже обратно ставить не согласились. Говорят, что смысла нет. Электрообогреватели ставить нельзя, проводка не выдерживает. Стены под обоями все запененные — там щели такие, что пальцы просунуть можно. Управляющей компании никакой нет, все вопросы, проблемы на нас, — рассказала 81-летняя мама Виктора Татьяна Васильевна, живущая в доме с 1964 года.

Её сын Виктор объяснил, что, по сути, дом аварийный, но его таким официально никто не признал. По словам мужчины, было несколько попыток решить этот вопрос, но им отказывал каждый мэр города, начиная от Виктора Шрейдера и заканчивая Оксаной Фадиной. Однако ещё в 2018 году, когда мы рассказывали об этом доме в первый раз, в департаменте жилищного хозяйства заявляли, что жильцы не подавали документов на признание дома аварийным, а председатель ЖСК «Омская Слобода» Елена Сурикова рассказывала, что владельцы квартир «хотели очень много денег» от застройщика. На сайте мэрии в списке домов, признанных аварийными с 2012 года, этого барака действительно нет.

Со слов Виктора, в последний раз жильцы подали документы на признание аварийности дома всего две недели назад и теперь ждут комиссию. Мужчина добавил, что собственность жильцов на квартиры зарегистрирована.

— Они (в мэрии. — Прим. ред.) говорят, что земля и дом на балансе у застройщика и администрации не принадлежат. Все вопросы к ним. А он разорился, обанкротился. Теперь мы с управляющей компанией «Слобода» всё переговоры ведём, но толку никакого. Бесполезно. А люди хоть и разъехались на съёмные квартиры, но все ждут расселения, — рассказал Виктор, после чего снова пошёл на колонку.

Татьяна Васильевна показала мне свою квартиру. Она объяснила, что в подъезде сейчас живёт только она, а это значит, что другие квартиры никто не топит и не поддерживает в порядке. Поэтому в её угловой квартире зимой очень холодно и сыро. Женщина спасается коврами, которые укладывает один на другой. Затем пенсионерка показывает стену.

— Ой, а я и не видела, что и тут течёт с крыши! Да что же такое-то! Дали бы уже дожить нормально. Я же ветеран труда, на доске у них висела. Сынок, скажи, расселят нас? — задала мне вопрос Татьяна Васильевна, на который у меня не нашлось ответа.

Я решил зайти во второй подъезд. Там, кроме того же набора щелей, трещин и старой лестницы, есть ещё и огромная дыра в потолке. В квартире на втором этаже жили дети. Брат и сестра спешили в школу, и как только они спустились на пролёт, потолок рухнул. К счастью, дети не пострадали. Жильцам пришлось всё восстанавливать своими силами и обшивать потолки фанерой. Одна из местных пенсионерок борется с рассыпающейся крышей и в собственной квартире.

Пока Виктор таскает своей маме воду, Людмила Георгиевна носит в вёдрах дрова. Справляться женщине приходится самой — сын живёт в области, а дочь на Левом берегу. Она тоже тратит около 30 тысяч на то, чтобы отопить квартиру.

— Мы никому не нужны. Все от нас отказались. Как такое может быть, что дом стоит, а никому не принадлежит? Мы же за свет платим. Никакой помощи. Дом рассыпается, потолок фанерой забивали. [Крыша] упала, как в подъезде. Я его и белила, и мыла, а нынче опять всё потрескалось. Плиткой заделала, но ничего не помогает. С щелей течёт, стена отходит в спальне, лопнула. Ночевать страшно. Они ждут, когда на нас крыша обрушится и мы им место освободим, — пожаловалась женщина.

На печи у пенсионерки стоит ведро, чтобы мыться самой и мыть посуду. В квартире умывальник, электроплита, а туалет на улице. И кругом в помещении ковры, чтобы не мёрзнуть.

— Я здесь живу 45 лет. Сейчас все разъехались, потому что тут жить боятся. За детей тут страшно всем. Вот потолок рухнул, скоро дом рухнет, мы на улице останемся. 10 лет мы ждём, когда нас расселят. Сначала на Завертяева обещали, еще куда-то, площади высчитывали, что-то придумывали. Мол, мы много просим, тут квартиры по 40 квадратов. Я уже на всё что угодно согласна, на любую площадь, лишь бы удобства в квартире и печку топить не нужно. Господи, это так надоело — яма эта сливная, туалеты на улице, холод собачий, печь эта. Я так устала от этого, — призналась Людмила Георгиевна.

Уходя, я увидел женщину, которая вышла из многоэтажки, стоящей напротив барака. Она открыла дверь паркетника Volkswagen и собиралась сесть внутрь, но я успел её окликнуть.

— Скажите, а как вам такое соседство? Что думаете по поводу того, что люди так живут в XXI веке?

— А я про них не знаю ничего. Ну живут и живут. Мы с ними не общаемся, и мне в принципе это не интересно. Вам интересно, вот вы у них и спрашивайте.