«Ешь как хочешь, грейся в подъезде, туалет ищи сам»: интервью с молодым сотрудником ППС из Омска о современной полиции

Павел (имя изменено) служит в полиции больше четырех лет. Парень мечтал о работе во внутренних органах с детства и после армии не раздумывал о выборе профессии. Он успел разочароваться в работе и полюбить ее, осознав, что это дело его жизни. С ним на условиях анонимности пообщался экс-корреспондент NGS55.RU Александр Зубов и узнал, так ли опасна и трудна служба в полиции, как ее малюют.

— Расскажи, когда и почему ты решил пойти в полицию?

— С детства мне нравилась настоящая мужская работа. Поэтому мысль о том, чтобы пойти работать в полицию, появилась давно. Отслужив в армии, я искал работу и что-то типа официантов даже не рассматривал. Мне это казалось чем-то женственным. Никого не хочу обидеть, это чисто мое мнение. Рассматривал вакансии в полиции, помню, что на тот момент было много вакансий участкового. Через некоторое время я пришел устраиваться в ППС.

— По времени сколько заняло трудоустройство?

— Долго, около 4 месяцев. Нужно пройти врачей, психолога, полиграф. Самое долгое — врачи.

— Отсев большой?

— Нет. Сейчас очень большой некомплект в полиции и практически не отсеивают кандидатов. Только если ты совсем неадекватный дурак. На многое закрывают глаза. Брали пацанов, которые не попали в армию по здоровью — плохое зрение, плоскостопие. Раньше, если в армию по здоровью не годен, то и в полицию не попадешь. Сейчас с этим проще.

— А физическая подготовка?

— Ее очень легко сдать. В принципе, эти нормативы может сдать любой. Ничего сложного. Если ты дошел до сдачи физподготовки — считай, что ты там работаешь уже. Я сильно не старался, сдавая нормативы. Просто понимал, что меня уже взяли.

— Пройти психолога было сложно?

— Не сказал бы. Я спокойно его прошел, хотя мы долго общались. Они часто отправляют на дополнительные тесты. Тестов очень много. Но я скажу больше: устраиваются люди, у которых стоит пометка, что они участвовали в различных субкультурах с очень интересной идеологией.

— Когда ты попал в учебку? И как проходил рабочий день?

— Четыре месяца я устраивался, четыре стажировался и только потом попал в учебку. Восемь месяцев я просто устраивался. Работал в это время полный рабочий день, по графику 2/2. Это всё оплачивалось, 17 тысяч платили. Я устроился после 10 числа, а 20 числа уже у всех полицейских зарплата. Я тогда уже получил расчет за эти дни. Сейчас на стажировке платят уже 20 тысяч. Работа такая же, как у остальных сотрудников ППС. Выходим на маршрут и патрулируем с напарником.

— Было ли какое-то разочарование по прошествии этих восьми месяцев?

— Конечно, было. Разочарование было уже в первый рабочий день. Из-за условий, в первую очередь. В течение всего дня ты должен патрулировать улицы. Всё равно какие погодные условия: дождь, ветер, мороз, жара — ты всё время на улице. Запрещено куда-то заходить, греться, например. Раньше, при милиции, были «стаканы», где можно было отдохнуть, погреться, перекусить. Теперь и их нет. Чтоб ты понимал, у нас нет туалета, нет столовой. Ешь как хочешь, грейся в подъезде, туалет сам ищи. Можно зайти в опорный пункт, но он ночью не работает. Нам запрещено даже в магазины заходить без разрешения, чтоб еду купить. Обед называется профилактика. Вот во время профилактики можно купить еды. За этим следят через нагрудные камеры «Дозор». Они включены постоянно, все 8 часов. И отключать их нельзя.

— Ни при каких обстоятельствах?

— Ну, конечно, их отключают. Вот поймал я бомжа, и мне надо его опросить. А он не понимает просто вежливое общение. С ним на его языке нужно разговаривать. Камера отключается. Но если посмотрят потом и увидят, что выключал, то начнется проверка. Постоянно с ними ходить невыносимо.

— Палочная система есть? Типа за 8 часов ты должен составить столько-то протоколов?

— Палки, как ты сказал, есть и были всегда. Требуются протокола. Составленный протокол — это по сути показатель твоей работы. Нет протокола — значит плохо работаешь. В ППС главные статьи — это распитие, появление в общественном месте в состоянии алкогольного опьянения и хулиганство. И из них еще вытекает неповиновение законным требованиям сотрудника полиции. Вот по ним нужно писать каждый день.

— Ну, наверное, по ним легко найти нарушителей? У нас многие пьют, буянят.

— Это так кажется. На самом деле это всё не просто. Ночью в мороз попробуй найти людей на улице или во время плохой погоды, дождей. Должны быть доказательства, свидетели. Как ты докажешь, что он пил? От освидетельствования он может отказаться, а если согласится и прибор выявит опьянение, то тоже должны быть свидетели этого.

— А как же «Дозор»?

— «Дозор» — это для того чтобы следить за нами. У гаишников «Дозор» почему-то действует как свидетельство, им при наличии видео не требуется доказательная база. И протокол они пишут один листок. А мы пишем по 8 листов от руки часа полтора. А рядом стоит тот, на кого ты его пишешь, и выносит тебе мозг.

— Ты сказал, что с детства мечтал о работе в полиции. Как сложились ожидание и реальность?

— Конечно, всё было не так, как я представлял. Я думал, что будет автомобиль и выезды на вызовы по 02. На мой взгляд, система пешего патруля устарела. Должны быть автомобили, современное оборудование, оперативность. Работа на улице важна, конечно, но она не заключается в постоянной ходьбе.

— Были мысли уволиться?

— Я думал об увольнении в первый же день. Мне казалось, что это какой-то бред. Весь день ходить, ловить маргиналов и ругаться с алкашами, писать протокола. А если ты его неправильно напишешь, то еще и начальство ругаться будет. Потом пересмотрел отношение немного.

— Вообще, я сейчас очень редко вижу сотрудников ППС на улице. Особенно, если речь не про центр города. Они вообще там есть?

— Я тоже раньше не замечал и не видел. Возможно, ты внимания не обращаешь. Но мы там есть. (Смеется.) В каждом районе есть ППС со своими маршрутами патрулирования. Их не видно, потому что меньше постов и автопатрулей заступает из-за недокомплекта.

— Есть какие-то нормативы, за которые вы должны добираться до потерпевшего и на место преступления? К примеру, человек говорит, что у него украли телефон. Вы идете туда пешком или на автомобиле?

— Тем сотрудникам, чей маршрут патрулирования находится ближе всего, сообщают о происшествии. И там всё зависит от расстояния и от того, кто ближе находится. Очень много всякой ерунды поступает, ложных сообщений. Нормативов по времени нет. Но если грабеж, то туда все летят, чтоб по горячим следам раскрыть. Сразу проверка в ломбарды идет, идут ориентировки. Если есть слова грабеж и кража — реакция мгновенная.

— Какие были опасные, жесткие ситуации, после которых хотелось забухать или уволиться? Чтоб прям жесть?

— Никогда такого не было, чтоб забухать или уволиться. Потому что такие ситуации происходят всегда. Каждый день. Вот ты едешь на вызов, говорят, что наркоманка буянит, приезжаешь, а она сидит с обгоревшим лицом и сломанными руками под окнами дома и пытается сигарету поднять и закурить. От газа пыталась прикурить, загорелась и выбросилась, пока мы ехали. Со стариками много вызовов. То у них черти борщ воруют, то по wi-fi за ними соседи следят, то из дома уходят и забывают, где они. Мы приезжаем, сидит бабушка голая на лавочке у подъезда, а в руках пакет с хлебом и бутылка молока. Это она из дома так собралась уйти, а потом забыла, кто она и куда пошла. Потом вызов — отец избивает 16-летнюю пьяную беременную дочь. И всё это сразу и без конца. Бывает больше 30 сообщений за ночь, которые нужно отработать. Как это сделать при наличии одной машины? Нужно минимум два-три автопатруля на округ. При милиции, когда состав был укомплектован, было много машин, много пеших патрулей. Было время на раскрытие преступлений, автокраж. Проверки зон риска, типа гаражей, СНТ всяких. А сейчас это просто некогда делать.

— Насколько чревато пользоваться пистолетом и другими спецсредствами?

— Бронежилет — это твоя личная безопасность. Хоть каждый день в нем ходи. Всё остальное — пистолет, наручники, газовый баллончик, палка резиновая — строго по закону. Скажу так, пистолет лучше вообще руками не трогать. Я бы его лучше вообще с собой не брал. Если его применить, даже абсолютно по закону выстрелить в воздух, то потом такие «качели» начнутся, что пожалеешь 100 раз.

— Были ли у тебя когда-нибудь реальные угрозы и риски жизни?

— Очень много раз. Приезжаешь на вызов, ходишь по пустой вроде бы квартире, а на тебя из шкафа нападает мужик с топором. А потом его жена, которая сама нас вызвала, пытается тебя задушить, пока мы вяжем его.

— Раньше работа в милиции была престижной. Сейчас всё больше парней не афишируют свою работу в органах, на работу и домой ходят по гражданке, чтоб об их профессии никто не знал.

— Я и сам так делаю. Как только люди узнают о том, что ты полицейский, так сразу к тебе паломничество: помоги, накажи, отмажь, защити. Бабушка в подъезде подходит и говорит, что на чердаке украли дверную створку и теперь туда голуби летят. Ну, конечно, я сейчас туда полезу с пистолетом голубей гонять. (Смеется.) Люди стали несамостоятельные. Приезжаешь на вызов, а у них просто семейный скандал, и ты как семейный психолог — попробуйте сделать так и вот так, а вот так не делайте. Стоишь, советы даешь, успокаиваешь. А в этот момент кого-то грабят.

— Как отнеслись к выбору профессии родные и друзья?

— Мама очень переживала. Она была шокирована. Папа гордится, он был рад. Ну друзья, конечно, сразу — мент, ментяра, мент не кент. Тихо, при менте ничего не говорите. Сначала это смешно, потом от таких шуток устаешь. А если идешь по форме, то на тебя все смотрят. Алкаши или зэки всякие с ненавистью даже.

— Чтобы получить повышение, нужно быть сыном генерала?

— У нас — нет. Во многом для повышения важны только личные качества, заслуги и опыт. Там, где рулят папы и дяди, ты даже не попадешь. В ППС всё зависит от тебя.

— Какая зарплата сейчас у полицейского в ППС?

— В ППС при графике 2/2 получается 34 тысячи чистыми. За ночные доплачивают. Я не знаю, много это или мало. Но мне хватает. Наверное, потому что у меня квартира своя.

— Ты пользовался когда-нибудь служебным положением?

— Нет, никогда. Нет такого, чтоб фуражку под стекло положить, чтоб гайцы не остановили или еще что-то такое. Было, когда люди узнавали, кем я работаю, и более уважительно относиться начинали. Мне это незачем. Пусть лучше не знают, что я полицейский.

— Можешь что-то сказать о престиже профессии?

— Сотрудники, которые работали еще в милиции, с теплотой вспоминают и работу, и коллектив, и то, как к ним относились люди. На вызов приезжаешь, а тебя там еще и накормят. Раньше во многом работали за идею. Сейчас, конечно, не так. В обществе принято говорить, что полицейских опасаются. Но опасаются-то те, за кем есть грешок. Если ты ничего плохого не делал, не бегаешь по городу голый под наркотиками, не выглядишь подозрительно — никакой полицейский к тебе даже не подойдет. Дело не в сотрудниках, а в системе работы. А она утверждается и поощряется на верхах.

— Во многих фильмах, культуре образ полицейского связан с коррупцией: «оборотни в погонах» и прочее. Насколько это развито на самом деле? Реально ли дать денег, чтобы откупиться?

— От чего откупаться у ППС? Дать 500 рублей, чтоб тебя не штрафанули на 500 рублей? Нет коррупции. На моем уровне. Я работаю с алкашами, бомжами, маргиналами. Вот пацаны бутылку допейте и огурчики вам, отпустите, пожалуйста. Мои клиенты — маргиналы. Они взяток не дают. От них только вшей можно получить. За других не отвечаю, наверняка есть люди, которые берут взятки, но у нас коррупции нет.

— В связи с этим вопрос — люстрация нужна российской полиции?

— Нет, я считаю, что это полный бред. Нужно просто пересмотреть саму систему работы полицейских, создать условия и укомплектованность. Брать больше людей, хорошо обучать нужным навыкам, правильно оснащать спецсредствами и техникой. От этого всего и престиж повысится. И, на мой взгляд, нужно решить вопрос с разобщенностью служб. Сейчас ППС отдельно, ГАИ отдельно, все отдельно. Росгвардия вообще отдельная тема. Раньше все были в одном отделе, знали друг друга, помогали раскрывать преступления. Сейчас гаишник или росгвардеец очень неохотно будет помогать ППС. У всех свои дела.

— Как по-твоему, нужны ли в России легализация и разрешение на ношение короткоствола?

— Короткоствол точно нет. В России начнется Дикий Запад. У нашего народа нет берегов, нет слова «стоп». То же касается и наркотиков. От этого всего так же, как от алкоголя, есть зависимость и последствия. От чего-то больше, от чего-то меньше. Но точно есть. Сейчас людей от употребления часто защищает закон. Без него это будет везде. Зачем травить людей еще больше? Я думаю, в России этого не будет. Мы слишком консервативны. Запретить ЛГБТ, но при этом разрешить наркотики было бы странно. Лично я против. Я считаю, что 228-ю (статья Уголовного кодекса РФ за приобретение, хранение, изготовление наркотиков. — Прим. ред.) надо оставить, но снизить сроки. То, что дают сейчас — это неадекватно и делает только хуже.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда 20-летним дают по 11 лет. Кем он выйдет? Какими знакомствами обзаведется? Кто его там воспитает? Что будет с его здоровьем? Из колонии выйдет готовый преступник, у которого большая часть осознанной жизни проведена за решеткой. В лучшем случае он будет таксистом.

— Как складывается общение с руководством? В полиции — армейская система?

— Типа такого. Кто младше по званию, тот дурак. Я помню, как взбесило, когда я пришел в первый день на работу и попал на утренний развод. Они меня в армии бесили очень, и я часто «кусался» с командирами из-за них. А тут приходишь на работу и снова: «Разрешите доложить! Разрешите обратиться!», я охренел. Не думал, что и здесь такая же тупость. Я хочу работать полицейским, а не служить. Полиция — это не армия, от этого надо уходить. Муштра эта, построения, манера общения — это всё пережиток прошлого. А по поводу командиров, есть нормальные, а есть те, кто считает себя чуть ли не монархами. Особенно бесят девочки лет 25–27, которые непонятно как стали майорами и капитанами. Даже подполковники и полковники есть такого возраста. И вот они очень важные и высокомерные. Вот она бухгалтер по факту, работает с 09:00 до 17:00. Летом отпуск. А через 20 лет пенсия полковника в 70 тысяч. А кто-то за 20 лет максимум офицером станет. Вот там как раз чаще всего мамы и папы помогают. Многие думают, что через постель звания получают. Но это им нужно очень постараться, чтоб найти такого начальника.

— Есть ли агитация на СВО?

— Нет никакой агитации. Сейчас из Омска не отправляют сотрудников ППС. Даже если я сам захочу, меня никто просто так не отпустит, только в командировку. А сейчас таких приказов нет. Ну или уволиться и ехать.

— Кем ты видишь себя в полиции в дальнейшем?

— Я хотел бы быть инспектором в автопатруле. Да, там вечно жесть, но там интересно. Я точно не хочу в офис за компьютер. Про звания пока тоже не думаю. Возможно, я приду к этому позже, с возрастом, когда покоя захочется.

— Я вот слушаю тебя и понимаю, что работа-то тебе нравится.

— Я и сам сейчас это понял. (Смеется.) Помогать людям, в принципе, хорошо. Но есть и другие плюсы. Понимаешь, мне не нужно идти в офис и графики рассматривать 20 лет. У меня каждый день всё новое, нет определенной задачи. Дни не повторяются. Новые задачи, новые люди. Я ухожу на работу и понятия не имею, что произойдет и чем я буду заниматься. У людей такое за всю жизнь не происходит, что у меня за ночь. И мне это нравится.