«С топором в голове и мачете в груди»: омская медсестра о работе с «неотложными» пациентами

Рабочие будни медсестры Марии Рейнарт напоминают кадры из страшного фильма: пациенты с топорами в головах, бездомные и иногда пьяные больные. На протяжении 4 лет она трудилась медсестрой в операционной, куда по неотложке везут на скорой помощи пострадавших в авариях, раненных в драках и просто больных, которым необходима срочная медицинская помощь. В 23 года девушка решила изменить свою жизнь: начала с имиджа и закончила сменой места работы. Правда, профессия у нее всё та же. О жизни молодой медсестры — в рубрике «Ангелы в белых халатах».

Хотела стать учителем

— В детстве я мечтала стать учителем и после школы планировала поступать в педагогический университет. Так сложилось, что в 11-м классе у меня заболела одноклассница, моя близкая подруга, — у нее была онкология. Мы пытались помочь ей, я организовала сбор пожертвований. Нам удалось собрать немалую сумму. Ее отправили на какое-то время лечиться в Израиль. Тогда я стала склоняться к тому, что хочу помогать людям и связать свою жизнь с медициной. Я поступила в медколледж. Весь первый курс провела у одноклассницы в больнице в онкологическом диспансере. На следующий год планировала пересдать экзамены, чтобы поступить в педвуз, но тогда поняла, что не хочу бросать начатое. К сожалению, подругу не удалось спасти. Она умерла, когда ей было 19 лет. О ее смерти я узнала, находясь на работе, — я устроилась санитаром в больницу имени Кабанова в операционный блок неотложной помощи, куда привозят пациентов на скорой. Мир тогда перевернулся. В такие моменты начинаешь ценить жизнь еще больше. На работе первой моей операцией, как сейчас помню, была лапаротомия — непроходимость кишечника. Я тогда первый раз увидела кишки вживую, они были такие надутые. Я тогда растерялась. Но всё это мне понравилось, с детства я любила фильмы ужасов. Мама всегда надо мной смеялась, что я ненормальная (улыбается. — Прим. ред.).

Мне очень понравился коллектив — анестезиологи, сестры-анестезисты, операционные сестры, хирурги, врачи, санитары — все друг друга дополняют, помогают. Они как твоя вторая семья. Работа ведь занимает большую часть твоей жизни. Ты приходишь туда как в семью — все хорошо относятся, всегда помогут советом. Поэтому после колледжа я окончила дополнительные курсы и устроилась в тот же операционный блок на неотложку, но уже медсестрой.

Салфетки могут остаться внутри

— В мои обязанности входит подготовка операционной — как для плановых, так и экстренных операций. Поступает звонок, что скорая везет пациента, например, с ранением, и ты бежишь, всё организуешь. Думаешь, какие нужны инструменты сейчас, а какие могут понадобиться. Все по счету — перед операцией и после нее их количество должно быть одинаковым. Привозят пациента, укладывают на стол. Ты «намываешься», надеваешь стерильный халат, зовешь хирурга. Кажется, что всё просто, но на самом деле это такая нагрузка. Ориентироваться нужно, потому что от скорости зависит жизнь пациента, — у него кровотечение, шок, нужно быстро действовать. Я ассистирую во время операции врачу. Например, иногда нужно помочь подержать крючки в ране. А вообще основная моя работа — следить за стерильностью, чтобы не попадало в раны ничего, что в дальнейшем могло бы вызвать некроз или сепсис. Еще во время операции нужно смотреть за салфетками, чтобы они не остались внутри пациента. За этим очень строго нужно следить.

Стихи и музыка для пациентов

— Если операции легкие и простые, то атмосфера совершенно другая, нет напряженности. Когда пациент находится в сознании, под местным наркозом, то может разговаривать с тобой и всё слышит, поэтому нужно как-то морально его поддержать. Если это плановая операция, то человек часто сильно волнуется, его нужно настроить, что всё будет хорошо. Обычно это заранее делают сестры из отделения, откуда его привезли, но в операционной он еще больше начинает паниковать: кого-то тошнит, кто-то хочет сбежать со стола. Я говорю хоть и элементарные, но всё же слова поддержки: «Не бойтесь, это не больно», «Многие через это проходили». Стараемся отвлекать на какие-то темы: о семье поговорить, чем любит заниматься. Когда налаживаешь связь с пациентом — легче работать.

Иногда я читаю пациентам любимые стихи. Например, как-то раз рассказывала «Когда мне встречается в людях дурное» Эдуарда Асадова или «Человеку мало надо» Роберта Рождественского. Некоторые радуются и говорят, что мы молодцы. Во время операции играет радио, чтобы расслабить больного, разрядить обстановку. Ему легче — он отвлекается, подпевает — и нам сразу легче.

С топором в голове

— Бывали разные случаи, так как это неотложка. Привозили омичей с топорами в голове, с мачете в груди. Как-то был случай, что ножка стула прошла через грудную клетку пациента, не задев ни одного органа. Это вообще потрясло всех. Просто вытащили эту палку, обработали и всё. Когда челюстно-лицевую хирургию перевели в Кабанова, то мы вообще многому удивлялись. Никогда я не видела такие укушенные раны, например собака мужчине щеку откусила. Врачи такое иногда творят — просто из мяса сделали такое красивое лицо. Я до сих пор под впечатлением.

Сестры милосердия

— С негативом сталкиваемся часто: нас оскорбляют, говорят какие-то колкие фразы. В основном это нетрезвые люди, которых привозят на ночных дежурствах. Ты не воспринимаешь на свой счет, что это ты какой-то не такой или не так что-то сделал. Просто молча делаешь свою работу. Я пришла ребенком в профессию, мне было 19 лет. У меня тогда в голове были бантики, бабочки, розовые очки, но здесь они разбились. Нейтральное отношение пришло со временем. Ни для кого не секрет, что в больнице Кабанова не всегда приятный контингент. Часто бывают люди с улицы — без места жительства. Неприязни у меня совершенно никакой нет, все-таки мы сестры милосердия, как говорится. Мы сами выбрали такую профессию. Бывает, делаешь обычную гнойную перевязку, запах стоит ужасный. Даже несмотря на то, что ты в маске, всё равно потом всё лицо в сыпи. Неприятно, но отвращения нет. Понимаешь, что человеку больно, что ему нужна помощь и кроме тебя никто не поможет, ты делаешь свою работу.

Люди думают, что мы зарабатываем какие-то немыслимые суммы и при этом ничего не делаем. Нет, работа медиком — это совершенно не про деньги, это больше порыв души. У меня небольшая зарплата, я могу и по трое суток работать, одни сутки дома поспать и пойти на работу. Крутишься, крутишься, вся жизнь проходит. Я уже третий год подряд день рождения справляю в больнице. Три Новых года — на дежурстве. Хорошо, что коллектив как моя семья. Коллеги тебя поздравят, искренне тебе что-то пожелают, и все праздники вы проводите вместе.

Двухнедельный карантин

— Когда в мае нашу больницу закрыли на 14 дней на карантин по коронавирусу, я как раз там была. В тот день, помню, мы на отдыхе пьем чай, и мимо кто-то проходит и говорит: «Всё, нас закрывают». Мы не поверили сначала. На протяжении двух недель у нас не было никакой связи с внешним миром. Мы не выходили из больницы, оперировали. Мне не было ни сложно, ни страшно — мы не работали в «красной» зоне, просто выполняли свою работу. В больнице были все условия, чтобы жить: кухня, комнаты. Мы вечером старались каким-то спортом заняться — поприседать. Нас кормили, и я даже поправилась (смеется. — Прим. ред.). Родные звонили, беспокоились, но мы были готовы заранее, что может такая ситуация возникнуть.

Полеты с парашютом и боевое искусство

— Работа остается на работе. Когда ты выходишь из больницы, то не берешь с собой негатив и переживания. Конечно, беспокоишься за пациентов, но нельзя это выносить в свой мир. Нужно отпустить и жить дальше. После работы мы с коллегами проводим время вместе. У нас есть хирург, который любит прыгать с парашютом. Как-то после операции он говорит: «Ну что, Маш, пойдешь прыгать со мной?» Мы собрали небольшую компанию из врачей, медсестер, ординаторов. Наш первый прыжок случился 23 февраля на аэродроме Камышино.

Это были невероятные эмоции. Я хочу этой зимой еще раз прыгнуть. Те коллеги, кто не рискнул, приехали поддержать. Мне очень запомнился момент, когда мы приземлились, а врач бежит ко мне обниматься и кричит: «Машенька, Машенька!». Казалось бы, нужно субординацию соблюдать, но в этом коллективе такие теплые отношения, это очень вдохновляет.

Еще мы занимаемся волонтерством, ездим раз в полгода-год в приюты для животных. Привозим им медикаменты, продукты. Мы нигде это особо не афишируем. А еще две недели назад начали ходить на борьбу ММА. Посмотрим, что будет дальше.

Сердцу не прикажешь

— Я сейчас вся в работе, и у меня нет такого человека, которого я бы рассматривала для отношений. Но я бы не хотела себе мужа-медика. У нас свой определенный юмор, своя позиция в жизни. Да, прикольно на работе что-то обсудить между собой. Но я не хочу говорить о медицине 24/7. Дома я хочу разговаривать на другие темы. Но сердцу не прикажешь, поэтому как будет, так будет. Когда я переступаю порог больницы, то я уже не медик, а обычный человек. Мужа-врача никогда не будет дома, он всегда на работе, а она очень тяжелая. Если честно, то я бы никогда сама не хотела стать врачом. Врач-женщина — это очень тяжело, никакой личной жизни и семьи.

Новый имидж — новое место работы

— Из больницы Кабанова я ушла три недели назад по собственной инициативе. Я решила, что хочу попробовать что-то новое. Я очень люблю эту больницу, но сейчас устроилась в КМХЦ. Пока хожу, смотрю по операционным, еще не определилась, в какой буду работать, наверное, пойду в гинекологию. Операции те же самые, но в КМХЦ больше условий для развития. Из Кабанова я уходила со слезами на глазах. Я очень скучаю по коллективу. Меня очень долго ломало — уходить или нет. Но я твердо решила изменить свою жизнь — сменить работу и имидж. Наступают такие периоды, когда хочется что-то поменять. Всё приедается, наступают дни сурка, и ты уже запутался, какой идет день. Оглянулся, а уже год прошел.