Без воды, без семьи, без отдыха: репортаж из больницы, в которой лечат пациентов с COVID-19

— То, как… каким… я увидел наш коллектив… команду… Мы никогда не сможем это забыть, — подбирает слова главврач КМХЦ Вадим Бережной. Он лёг спать в шестом часу утра, уже к 10:00 бросился помогать разгружать новое оборудование для клиники, а спустя час вышел пообщаться с журналистом NGS55. Сколько энергии в нём самом, можно только догадываться.

— Это какое-то невероятное чувство взаимовыручки. Никто не спит, даже если им удалось до этого поспать три-четыре часа. Никто никогда не спорит, кто пойдёт следующим. Все говорят друг другу: «Ты устал, пойду я».

Врач абсолютно не скрывает восхищения. Каждого, кто встречается ему по пути, представлял мне как «незаменимого» или «лучшего» специалиста. А я уже знал почему, поскольку побывал хоть и не в «красной зоне», но на самом острие этого фронта. О буднях врачей омского КМХЦ в фоторепортаже Олега Малиновского.

Да день продержаться

Количество сравнений с войной в КМХЦ зашкаливает. Со временем к этому привыкаешь. От случайно оброненной фразы о том, что одна из городских клиник попросила «продержаться ночь», чтобы успеть ещё лучше подготовиться к приёму больных, пробирают мурашки. И это при условии, что в Омске не так много заражённых, как, например, в Нижнем Новгороде, уже не говоря о Москве.

КМХЦ вступил в этот бой не сразу. Первый удар пришёлся на ГБ-11, и Вадим Бережной с таким же восхищением говорит о главвраче этой больницы Анне Лисичкиной. Прежде, чем отдать целое крыло под койки для заражённых COVID-19 и почти сутки принимать первых пятьдесят больных, он очень много консультировался с ней и с Денисом Проценко (главврач больницы в Коммунарке), которым сами реалии, а не теория, диктовали новые правила работы. В клинике в открытую признаются, что «им повезло, они были подготовлены».

— Рации, например. Ведь телефоны в «красную зону» нельзя. Обязательно на шнурке, чтобы не класть на поверхности. Долгие споры, как надевать очки — поверх капюшона или под него. Как выносить документы из «красной зоны», — перечисляет мелкие наблюдения главврач. — Проценко мне сразу сказал: «Обязательно выдели отдельного человека, которому доверяешь, чтобы одевал и раздевал медиков».

Последняя фраза в этот день повторялась несколько раз. Ведь почти за каждым подобным правилом стоит один или несколько заражённых медиков. Даже у самого лучшего профессионала после сотого раза притупляется чувство страха, есть риск ошибки. Где-то что-то не застегнул, и вирус вырывается из запертой зоны.

Выход в открытый космос

Проходя, наверное, уже через пятую дверь с надписью «опасная зона», начинаешь слышать галдёж и оглушительный треск скотча. Это последняя комната, куда мне разрешено заходить. «Чистая» зона, некий шлюз. Медсёстры и врачи, подшучивая друг над другом, облачались в чумные костюмы и старательно обматывали бахилы и перчатки скотчем.

— Наши скафандры, — весело произносит одна из них.

Кто-то надевает поверх перчаток ещё одни (как оказалось, их носят по три пары одновременно). На груди и спине другой маркером выводят имя Надя. По-другому различить медиков уже нельзя.

Кондиционеров в больнице нет — запрещено. Вентиляция отдельная на каждом этаже и в каждом блоке. В помещении температура достигает в жару +30 градусов. Пить, есть, ходить в туалет — всё запрещено. В таком режиме медики проводят по четыре часа, если не возникает какой-то сложной ситуации.

— У нас не скажу. В других больницах, особенно у кого срок пребывания в зоне побольше, используют памперсы, — делятся сотрудники администрации. В открытую об этом, конечно, медики не говорят. Слишком уж интимный вопрос.

Я и сам в подобном чумном костюме (на всякий случай), несмотря на то, что в «красную зону» не захожу. Спустя полчаса в нём хочется умереть. Дышать очень тяжело, а вся одежда от пота прилипает к телу. Сквозь запотевшие очки ничего не видно, «стреляю» из фотоаппарата почти наугад.

— Это вы просто не привыкли. А ещё мы очки протираем специальным средством, — смеются над моей неопытностью медики.

Через четыре часа они выйдут из зоны абсолютно вымотанные и, как говорит главврач, выпив около литра воды, примерно час лежат неподвижно. Нет сил. Некоторые за один поход могут потерять до 1,5–2 кг собственного веса.

— Ну всё, я выхожу в открытый космос, — задорно машет рукой последняя девушка и скрывается за дверью. Становится тихо.

— Это уже, кажется, третья метафора с космосом, — замечаю я.

— Там просто другая реальность, другой мир. Трудно понять, пока не побывал, — равнодушно замечает кто-то рядом. На двери появляется листочек с надписью «Дежурная смена: Анастасия, Мадина, Артём».

Красная метка

В работе с коронавирусными больными задействованы около ста медработников КМХЦ. Все они вызвались на это добровольно. Все они надолго попрощались с семьями, с детьми. Каждое утро специальный автобус забирает их из гостиницы «Иртыш», которую предоставила мэрия, и везёт на работу. Если бы им приходилось ещё и ночевать на работе, психологических проблем было бы не избежать, но в таком режиме получается хоть немного отдохнуть.

— Скучаю очень по дочке. Восемь лет. Каждый день общаемся по видеосвязи. Тоже скучает, но ничего, бабушка с дедушкой отвлекают. Она всё понимает, что мама лечит, помогает. Что ей надо «спасать мир», — с теплотой вспоминает старшая медсестра Евгения Цалко.

Медсёстры с радостью делятся и другими новостями. Например, недавно им привезли пиццу. Как оказалось, одна из сетей пиццерий решила так подбодрить медиков. Вообще возникло необычное единение предпринимателей, структур и медиков в борьбе с общей бедой. Бизнесмены, общественники и представители мечети повезли в больницу фрукты, комплексные обеды, сладости. Стоило главврачу написать просьбу помочь с водой, как на следующий день у ворот стоял грузовик с пятью тысячами бутылок минералки. При любом упоминании этих компаний врачи и медсёстры сразу же рассыпаются в благодарностях.

И ещё одно наблюдение: спустя какое-то время начинаешь с лёгкостью отличать медработника, которому приходится быть «на передовой». У них на носу от очков и маски появляется «красная метка». У тех, кто носит очки в повседневной жизни, переносица вообще превращается в сплошную кровавую мозоль. Скорее всего, этот шрам у многих останется навсегда и будет напоминать об этом непростом периоде жизни.

Одышка за три шага

— Первые три дня было психологически тяжеловато. Я ночевал тут, потом, когда нас поселили в гостиницу, стало полегче. Надо понимать: мы не лечим коронавирусную инфекцию. Мы лечим пациентов, — рассказывает терапевт Марсель Каримов. Он был одним из первых, кто вызвался работать в КМХЦ с коронавирусными больными. — Безусловно превалирует среди пациентов аносмия, потеря обоняния и зачастую даже не одышка, а затруднённое дыхание и чувство заложенности в грудной клетке. <…> Пациенты не могут в достаточной мере это расценить, но, по сути, у них теряются дыхательные объёмы. Элементы лёгкого заменяются соединительной тканью. То есть не то чтобы одышка, а тот объём воздуха, который должен быть в лёгких, становится меньше.

Молодых среди пациентов не так чтобы много, но они есть. Самому младшему из пациентов КМХЦ — 19 лет. Почти все из тех, кто находится на лечении, имеют серьёзные болезни: диабет, проблемы с сердцем, ожирение. Врачи называют коронавирус «коварным», поскольку он даёт осложнения тем заболеваниям, которые уже имеются. Если совсем упрощать, то бьёт в самое слабое место организма. По сути, главная задача медиков сейчас, пока не изобретено лекарство или вакцина, удержать пациента в нормальном состоянии настолько долго, насколько иммунитету понадобится времени, чтобы самому справиться с болезнью, выработать антитела.

— Бывает так, что пациент идёт за водой, сделал три шага, и у него уже одышка, — делятся врачи.

Главврач добавил, что, к счастью, пока ни одного пациента на ИВЛ ещё нет, но к большинству коек подведён кислород. Шансов вернуться после ИВЛ уже не так много — это крайняя мера, и врачи всеми силами стараются сделать так, чтобы аппараты стояли без дела.

Послесловие

— Красная зона. Женщина из 523-й. Тяжело дышать на кислороде… — хрипит рация на груди главврача, после чего возникает небольшая пауза.

— У нас сейчас лежат уже не вахтовики. Эти уже почти поправились, скоро выписываются. Люди из города. Большинство из них признаются, что особо и не верили в этот вирус. Не соблюдали самоизоляцию. Семьями лежат. На майские праздники встречались семьями, — недоумевает Вадим Бережной. — Я в магазин иду… будто в другой мир попадаю. Пять людей из всех посетителей в масках. Я не знаю, может онлайн-трансляции похорон, как в Италии, делать, чтобы люди уже одумались.