«Выбирала не мужа, а его деревню»: почему бабушки из омской глуши вспоминают о молодости с болью

Выйти замуж за человека, которого никогда не видела. Прожить всю жизнь, трудясь до изнеможения то в поле, то возле коровьего вымени. Похоронить своих детей и продолжить жить. О двух историях татарских женщин узнали корреспондент NGS55.RU Анастасия Власова и фотокорреспондент Евгений Софийчук.

Деревню Черталы в Муромцевском районе можно назвать маленьким татарским уголком на севере Омской области. Здесь есть старинная мечеть, неработающий ФАП и небольшой продуктовый магазинчик — место притяжения всей деревни.

Время 9 часов утра, в маленьком кирпичном здании всего три человека (не считая меня и фотографа), из которых двое — продавцы. Покупатель забирает с прилавка покупки и быстро уходит, как только слышит о том, что мы журналисты из Омска.

Продавщица Залия со стеснением, аккуратно и довольно односложно отвечает на наши вопросы.

— Живу здесь с детства, привыкла, переезжать не хочу, — с улыбкой и отмахиваясь говорит продавщица. — Вы лучше походите, поспрашивайте у местных, к нашей старосте сходите.

Мы не стали сильно напирать, чтобы еще больше не смущать женщину. Решили осмотреться. На полках — знакомые продукты, только вот в меньшем количестве: тут вам и «Кириешки», и кетчуп, и макароны, и всякие приправы. Выбор лимонада, сока и разных сладостей здесь небольшой. Да и в целом, выглядит всё очень аскетично, но по-своему привлекательно.

Пробежавшись глазами по прилавку, мы уже собирались пойти погулять по деревне, как в магазин зашла милая старушка со своим пакетом. На голове у нее был яркий платок, поверх халата — теплая кофта. На ногах штаны, вязанные носки и галоши.

— Вот у бабы Раи спросите о жизни в деревне. Со стариками всегда интереснее говорить, они всегда больше знают, — сказала нам продавец.

Тогда мы еще не подозревали, что рассказ 83-летней Раисы Доминовой проберет нас до мурашек. Рассказ женщины, чьей судьбе не позавидуешь.

К расспросам баба Рая отнеслась положительно и диалог завязался сам собой. На вопрос сколько лет живет в деревне и почему не хочет перебраться в город, она с теплой улыбкой, но грустью в глазах ответила, что жить там никогда не хотела.

— В деревне лучше, я здесь с малых лет. А что в городе есть? Только дома сиди, а тут шляешься туда-сюда: то в магазин, то до подруг. А кто привык уж в городе, то пускай живет на здоровье. Мне не понравилось, даром не надо. Я здесь шевелюсь, работаю. Вечно работала и сейчас продолжаю. Дурак работу любит.

Взмахнув руками, она пошла делать покупки. Разговаривала с продавцом на русском и татарском одновременно. Одна из интересных особенностей местных — диалог на двух языках. Выбирать долго бабушка не стала, купила любимые вафли и пряники.

— Дорого сейчас всё, а пенсия никакая. Булка хлеба 50 рублей стоит, про что-то другое вообще молчу, — посетовав на цены, пригласила нас к себе, по пути рассказывала о том, как попала в эту деревню.

Родилась баба Рая в соседнем Инциссе. Пока жила в родительском доме — с малых лет работала дояркой. Как повзрослела, к ним начали приезжать сваты. Правда, выбирала она не мужа, а деревню, в которой придется жить. Решила переехать в Черталы, чтобы не работать дояркой. Но новые профессии тоже нельзя было назвать легкими — побывала на месте и кочегара, и технички.

— Как свадьбу сыграли, мама моя корову продала — и мы дом купили, обживаться и строиться потихоньку начали. Муж трактористом был, на «Белорусе» ездил, но умер уже. Троих сыновей успели родить, старшего сама хоронила несколько лет назад. Жалко только вот дочки у меня не было. А из родни у меня никого не осталось — родителей давно нет, сестра умерла 5–6 лет назад. Два брата еще было — один утонул, второй умер от болезни.

Махнув на этой фразе рукой, она пригласила нас во двор. Домик у бабы Раи, как она сама признается, старенький.

— Раньше был хорошим, а сейчас уже старье. Кто будет строить-то. Баня вот ничего, топим раз в неделю. А больше нам и не надо.

Многие постройки во дворе уже покосились от времени, где-то приходится подпирать стены палками. Забор держится за счет нескольких толстых досок. Рядом с баней стоит относительно новый сарай — там собраны все инструменты младшего сына, с которым и живет баба Рая.

— Он у меня больной — голова болит, какой-то процент не работает. Так-то он ходит, но живем на мою пенсию. А что там за пенсия — копейки. Вот пытаюсь и ему хоть какие-то деньги выбить. Не знаю, получится ли.

Во дворе лежат куски шифера, старые ведра, тазики и кастрюли. Между всеми постройками бегает три рыжие курицы — всё хозяйство. Раньше их было 8, но соседская собака загрызла 5.

— И платить не хочет [хозяйка собаки], а судиться с соседями не хочу я. Никогда не судилась и не хочу, не надо.

Раньше хозяйство было побольше, да и на огороде, помимо картошки, выращивали всё что только можно. Сейчас уже сил нет, признается старушка. Посадят по весне пару ведер, да и хватает им на всю зиму.

Воды в доме нет, можно брать из колонки, но ее вкус совсем не нравится бабе Рае, поэтому раз в неделю сын ходит до речки, чтобы набрать ее оттуда. Привозит флягами. Этого запаса хватает на неделю.

— Вода хорошая, речка же издалека бежит. Фляги на неделю хватает, у нас же семьи нет.

В доказательство бабушка провела нас в дом, чтобы показать, как выглядит речная вода во фляге. На входе всё чисто и аккуратно, с крыльца и до веранды расстелено несколько ковров, на окошках — тюль, все стены покрашены в голубой.

Вода действительно прозрачная, иногда и в Омске такой не увидишь. Выливая ее обратно и убирая ковшик на место, бабушка с тяжелым вздохом обвела веранду взглядом.

— Дом старый, всё старье. А нового нам и не надо, особенно мне, а сын как хочет потом.

Средний сын матери не помогает — у него своя семья, да и работы толком нет. Этот вопрос стал последней каплей, женщина не смогла сдержать слез.

— Хлеб 50 рублей стоит, младший сын еще и курит, а курево столько сейчас стоит. А я вечно ничего не видела. Своими руками всё: всю жизнь работала, работала. Счастья не было. Младшему сыну было три года, когда их отец умер — попал под свою тележку. А их трое осталось, и я одна работала, мне никто не помогал. Всё своими руками.

— По ночам часто плачу, но ничего не поделаешь, недолго мне уже осталось, — небрежно раскидывается тяжелыми фразами, утирая слезы платком.

К утешениям бабушка тоже не привыкла. Когда я попыталась ее приобнять и поддержать, она быстро взяла себя в руки и засуетилась.

— Вы ж зачем разулись, тут на веранде холодно, а вы в одних носочках, простудитесь еще. Пойдемте, я вас чаем напою хоть.

Из веранды дверь ведет на кухню. Всё тот же синий цвет на стенах и потолке. Слева — раковина и печка. Прямо — стол, газовая плита и шкафчик, в котором хранится посуда.

Создается ощущение, что снова попала в детство, и тебя отправили на летние каникулы к бабушке. Над столом — большой поднос, разрисованный цветами, а сверху, на гвоздике, — отрывной бумажный календарь. На подобных еще пишут либо разные советы для дома, либо гороскопы. Возле печки — ведро для мусора, скамейка, на которую также составлена какая-то посуда.

—  Раньше печка русская была, на ней и варить можно было, и хлеб печь. А сейчас она вполовину меньше стала, место для умывальника освободилось. Конечно, запечь и тут можно: сковородку накрыть и в саму печь сунуть. Редко я этим занимаюсь.

Рассказывая всё это, баба Рая возится с чайником, досыпает сахар, достает кружки. Под каждую обязательно ставит блюдце, чтобы можно было остудить горячий чай. Мы не заметили, как на столе уже появились пряники и яблочное повидло. Какая-то отличительная черта гостеприимства — нарезка хлеба толстыми ломтиками.

— Вы давайте, ешьте, что это такое. Оба молодые, а только воду пьют.

Как только мы закончили чаевничать, бабушка провела нам экскурсию по своему уютному дому. Помимо кухни, здесь есть зал и спальня. Везде расстелены паласы, на стенах — ковры. Мы сначала не могли понять, о какой контрамарке говорит бабушка. Как оказалось, в зале есть еще одна печь, куда больше той, что на кухне.

Стол, диван и стулья накрыты покрывалами, это создает особый уют, который может быть только у бабушки дома. На трельяже фотографии, искусственные цветы и куча коробочек: какие-то из них пустые, где-то лежат нитки и разная мелочевка.

— Вы по деревне походите, у нас тут и Дом культуры есть, и мечеть. Мулла к нам по праздникам приезжает или на похороны, одних не оставляет. Вот и живем, как можем, — уже на выходе из дома добавляет баба Рая.

Провожает она нас до самых ворот, приговаривая о том, чтобы мы заботились о своем здоровье.

— Ой, ветер то какой холодный, продует вас поди еще.

Заверяем, что одеты тепло и никакая непогода нам не страшна. На это бабушка лишь улыбается и аккуратно похлопывает по руке, затем очень скромно приобнимает нас. Кажется, что ей это было сложнее сделать, чем нам. Желаем как можно больше здоровья и отправляемся дальше изучать окрестности. Пока мы не скрылись из вида, баба Рая провожала нас взглядом и не уходила в дом.

Гуляя по деревне, мы встретили еще одну местную жительницу, которая выходила из палисадника — протирала окна дома. На голове — яркий зеленый платок. Почти все женщины в Черталах носят платки, которые видно издалека. Поверх халата стеганная куртка, штаны и галоши. Что бабу Раю, что эту женщину объединял грустный взгляд и добрая улыбка.

— Добрый день. Мы журналисты. Приехали из Омска, чтобы пообщаться с местными, узнать, как вам живется в деревне.

— Здравствуйте. Да как живется, нормально живется, как и везде, — закрывая калитку и разворачиваясь к нам лицом, говорит женщина.

Так мы познакомились с Раизой Шагеевой, в деревне ее зовут бабой Розой. Живет она одна, дети выросли и разъехались по разным местам. Теперь приезжают в гости и зовут с собой, в город.

— Каждый год собираюсь переезжать, но так не хочется. Не нравится мне город, а дети уже ругаться потихоньку начинают.

Разговаривая с нами, бабушка опиралась то на пенек, то на забор, поэтому долгой беседы не получилось. На все вопросы отвечала с улыбкой, но в голосе и слезящихся глазах чувствовалась тоска. Бабе Розе в этом году исполнится 75 лет. Вот уже 10 лет она не держит ни хозяйство, ни огород — больное сердце.

— С 16-го года и картошку тоже не сажу. Всю жизнь работала. С 67-го года — на ферме. Там немного не хватило до пенсии доработать, самой фермы не стало. А вообще я федеральный ветеран труда: под дождем, под снегом работала. Вот и доработалась до того, что сейчас ноги болят, всё болит, так еще и сахарный диабет.

С 14 лет бабу Розу в колхозе считали полноценным работником. Если на работу не выходила, то вызывали в контору для разбирательства.

Всю жизнь женщине приходилось делать всё вручную: и коров доить, и сено косить, и лен вязать, и дуб драть. Путь до работы был в 5–6 километрах от дома. Ходила пешком в обе стороны.

— Ничего хорошего не видела. Росла без отца, у мамы нас шестеро осталось. Мне семь лет было, самому старшему — девять, а младшему — 6 месяцев, когда папа умер. Мама долго не прожила, в 51 год умерла. Тоже жизни хорошей не видела.

Рассказывая о своей семье и работе, она потихоньку утирала глаза, но улыбка с лица не сходила.

—  В 18 лет уже замуж выдали, сосватали. И хоть мужа не видела до свадьбы, прожили мы хорошо. В двадцать лет у меня уже двое детей было, чуть больше года разница. У дочки юбилей в этом году — 55 лет.

А в день, когда мы приехали в Черталы, у одной из правнучек был день рождения. Старшему правнуку уже исполнилось 15 лет. Сейчас в семье бабы Розы всё хорошо: дети работают, а внуки учатся и растут.

У нее с мужем было три ребенка: два сына и дочь. В 1986 году один из мальчиков погиб. После 10 класса пошел работать в совхоз помощником комбайнера.

— В последний день уборки у них перевернулась машина, прямо на работников. Из 7 или 8 человек он один погиб. Вот и осталось их двое у меня. Вообще шестеро должно было быть: трое детей умерли, когда совсем маленькие были.

Но даже после таких трагических событий нужно было жить дальше, работать и воспитывать оставшихся детей. Сейчас в доме постоянно слышен только телевизор. Детские голоса, да и шум семейного застолья можно застать по праздникам или на летних каникулах.

На покупке именно этого дома настоял муж — хотел жить на своей любимой улице.

— Тут солнышко всегда есть, за день по всему дому проходит.

Правда, воды в доме нет, но тут выручают соседи — у них своя скважина, из которой они приносят ее в ведрах. Баба Роза шутит, что у нее свой «соцработник по воде». Отопление печное — зимы холодные, приходится покупать больше дров. Своей бани уже давно нет, приходится ходить к соседям, чтобы помыться. Но ничего страшного она в этом не видит, считай и в гости сходила, и чистая домой вернулась.

— Я сначала дрова куплю, а только потом детям говорю об этом. Они-то думают, что я к ним перееду, а вот так немного их обманываю, — с хитрым прищуром говорит баба Роза.

Но несмотря на все неудобства, родную деревню покидать не хочет. Вот и получается, что какими бы сложными не были обстоятельства — родные пенаты местные бабушки покидать не хотят.

По рассказам, в деревне с каждым годом всё меньше людей и всё больше пустующих домов: старики умирают, молодежь уезжает и не возвращается. Ощущение заброшенности сквозит между домами и улочками, по которым практически никто не ходит. Но также сильно здесь чувствуется то, что все оставшиеся очень любят это место.

Несколькими неделями ранее Евгений Софийчук вместе с Марией Носенко посетили деревню Вятка, что в 600 километрах от Омска. Маша написала про умирающую глубинку Омской области, в которой живет всего 3 человека.