«Папа не умирает»: врачи «собрали по кусочкам» омича, получившего несовместимые с жизнью травмы

Сизое небо, скользкая трасса, лесной массив. По свободной дороге уверенно мчится ярко-синий Suzuki Swift, оставляя обслужившую его заправку далеко позади. Монотонный пейзаж и равномерное движение автомобиля прерывает резкий внеплановый дрифт. Ледяной воздух разрезает свист тормозов. Закладывает уши протяжный рёв шин. Удар. Ещё удар. Стальной лязг и истошный крик… На обочине магистрали — уже не машина. Груда металла, цветные осколки. На «вспаханном» поле — алая пыль. В воздухе — запах крови. Вой пожарной сирены слышится где-то вдали.

18 ноября 2019 года 33-летний Николай попал в ДТП, едва не стоившее ему жизни. На Красноярском тракте столкнулись три автомобиля, и рыжий грузовик, зажевавший легковушку, едва не зажевал и её водителя. Обо всём этом мы уже писали в виде сухой заметки, вот только водитель Suzuki тех событий не помнит. Как выехал на трассу от местной заправки, не помнит. Как его легковушку смял грузовик, не помнит. И как окровавленными пальцами набирал номер жены, он тоже не помнит. Хотел «в последний раз услышать её голос, голос своей Татьяны». Вот только Татьяна трубку не взяла. Она укладывала детей, и случайно уснула вместе с ними, так и пропустив, наверное, почти самый значимый в её жизни звонок. А ведь именно так, с телефоном в руке, Николая и обнаружили сотрудники МЧС, которые с большим трудом извлекли его из разбитой машины.

— Итак, Николай, с чего мы начнём?

— Расскажи про стекло! — сразу оживляется его сосед по палате.

Когда скорая помощь привезла омича в БСМП-1, он ещё находился в сознании, но крайне смутном. Тогда врачи квалифицировали его травмы как «несовместимые с жизнью», однако мужчина с таким диагнозом не согласился. Сегодня, полтора месяца и пять крупных операций спустя, водитель Suzuki чувствует себя довольно неплохо. Неплохо, конечно, относительного того состояния, в котором он пребывал в последнее время. Внешне на пережитую им трагедию указывают свежий гипс, пластыри, послеоперационные швы, воротник Шанца и шрамы. Те, что на лбу и под глазом, напоминают кельтские руны. Николаю они нравятся тоже. Бодрится и говорит: «Шрамы украшают мужчин!»

— Ну? Про стекло! — продолжает настаивать сосед.

Несколько дней назад молодой человек в очередной раз обратил внимание на рану на своей правой кисти. Другие порезы давно сошли, но этот по какой-то причине не заживал.

— У меня болячка была и никак до конца не сходила. Я смотрел-смотрел, ждал, а потом думаю: «Всковырну её!» Всковырнул — а под ней стекло, стёклышко. Оно впилось в кожу и сверху немного заросло, поэтому рана не исчезала, — шепчет водитель.

Осколки лобового стекла в ладонях, хриплый, словно простуженный голос, лиловая гематома на рёбрах и практически полное отсутствие зубов — остаточные явления и меньшие из зол осенней трагедии. Мужчину они почти не терзают — ему есть с чем сравнить.

— Самое страшное, — как он сам говорит, — уже позади.

«Мама… Там машина Колина…»

Воспоминания об аварии у Николая исчезли. При пробуждении от наркоза они не вернулись, не возвращаются и теперь. Последние эпизоды, которые хранит его память, — встреча с младшей сестрой, семейное чаепитие, а после — прощание. От неё он выехал на Красноярский тракт, там — на заправку, а дальше намеревался двинуться в сторону Чернолучья. Планы нарушил внезапный (и пока что необъяснимый для водителя Suzuki) вылет на встречку, где синюю легковушку и протаранил грузовик.

Сизое небо, скользкая трасса, лесной массив…

— Заправка. И больше я ничего не помню. Момент удара не помню, МЧС не помню, как жене звонил — тоже (о том, что звонил, мне полиция потом сказала). И как меня вытаскивали. Говорят, когда привезли в больницу, я был в сознании, но я и этого не помню. Я был трезвый! Пусть никто ничего не думает. Полиция это подтвердила, — признаётся водитель. — Но, честно сказать, я думаю, что это хорошо, что я ничего не помню. Такой страшный момент лучше не помнить. Может быть, это на подсознательном уровне организм защищается, поэтому и отключил эти воспоминания. Просто… странно. Был человек, и уже нет человека. Неожиданно так, удивительно...

Но поистине удивительным кажется то, что неожиданной авария стала для всех, за исключением двоюродной сестры Николая. Женщина интуитивно почувствовала — с братом что-то не так.

— Что-то у неё в тот день на душе лежало. Она позвонила ему — в трубке тишина. Начала суетиться, а потом в интернет заглядывает: «Мама… Там машина Колина…» Так мы и узнали, — с тяжёлым вздохом вспоминает тётя водителя.

Его близкие опознали и груду металла, ещё час назад бывшую «любимой синей машинкой», и трассу, по которой так часто ездил омич. К тому моменту фотографии с места происшествия начали активно распространяться в соцсетях, поэтому приблизить один из снимков и — чтобы наверняка — проверить автомобильный номер не составило труда. Проверили. Собрались, поехали на место. Опоздали — пострадавшего не застали. Развернулись, помчались в больницу.

«У меня же ничего серьёзного нет?..»

— Я помню, как я его принимал. Было около трёх часов дня, его привезли прямо с места ДТП в очень тяжёлом состоянии. В критическом. Мы сразу назначили ему противошоковую терапию в большом объёме. Ему была проведена первичная хирургическая обработка ран, что, кстати, тоже считается операцией, только небольшой. А первая крупная операция произошла буквально сразу же по неотложке. У него был коллапс правого лёгкого, и нужно было это лёгкое расправить. Следом провели вторую операцию — нужно было срочно остановить внутрибрюшное кровотечение. Две операции подряд с разницей буквально в несколько минут… Он выдержал, — вспоминает врач травматолог-ортопед высшей категории Александр Хамов.

Позже выяснилось, что внутрибрюшным кровотечением и сжатым от мощного удара лёгким ситуация не ограничивалась. Галерею диагнозов стремительно пополнила тяжёлая скелетная травма: множественные переломы рёбер, сломанные таз и шейный отдел позвоночника, тяжелейшее повреждение (вновь переломы) правого бедра, тазобедренного сустава. Повреждённые купол диафрагмы и печень. Серьёзная травма живота. Лечение пообещало растянуться минимум на несколько месяцев.

Как признаются лечащие врачи Николая, жизнь ему сохранила именно оперативная работа спецслужб: быстрая реакция сотрудников МЧС, профессиональное вмешательство фельдшеров-реаниматологов и коллективный труд медиков БСМП-1: травматологов, хирургов, нейрохирургов и многих других. Близкие друзья посмеиваются и в один голос твердят про действенность талисмана — любимой кепки, которая и «спасла голову» Николая, а сам он склоняется к чуду. «Чудом» именует и спасателей, вытащивших его из машины, и медиков, вытащивших с того света, и относительно удачное стечение обстоятельств, благодаря которому его заплаканной и заикающейся от шока и стресса жене уверенно сообщили: «Точно. Жив».

Когда молодой человек очнулся в реанимации — перебинтованный, весь в синяках, гематомах, порезах и ссадинах, — рядом с ним сидела жена. За дверью палаты осталась сестра — переживала, зайти и увидеть его таким не решилась. Первым, на что мужчина обратил внимание, были Танины слёзы.

— Жена плакала. Но это были не слёзы горя, а слёзы радости. Она ничего не говорила, просто смотрела на меня. Я тоже осмотрел себя и понял, что произошло. И тут же обрадовался, что я жив, — рассказывает Николай.

И этого общего понимания ситуации ему хватило. Вдаваться в подробности и детально уточнять свой диагноз мужчина не стал — решил «не зацикливаться», а бросить все мысли и силы на скорейшее выздоровление. Именно поэтому, в силу незнания медицинских заключений, он порывался вернуться домой уже по истечении первой (со дня госпитализации) недели. Его остановила жена. Порывался уйти по истечении недели второй — Татьяна была непреклонна.

— Я думал, вот сейчас недельку долежу и выпишусь. Жене говорил, что домой поеду. А она мне сказала: «Нет, дорогой мой. Придётся тебе здесь задержаться». Я ей сказал: «Ну ладно. Я ещё одну неделю полежу и тогда точно домой поеду. У меня же ничего серьёзного нет?» А она: «Ну да, ну да. Конечно…» И только тогда я начал понимать всю серьёзность ситуации. Пришли врачи, начали уже не ей, а мне разъяснять, почему я так долго здесь лежу, что с моим организмом… Сказали, что из-за сильной кровопотери у меня упал гемоглобин. Из-за этого не могли следующие операции делать. Так что велели мне кушать гранат и пить сок, — вспоминает Николай.

«Коля всё геройски выдержал!»

Так началось длительное и изнурительное — уже осознаваемое пациентом — лечение. Серьёзные операции, многочисленные перевязки, уколы, периодическая смена отделений, острая боль в переломанном теле и практически полная обездвиженность. Венцом комплексной терапии для омича стала вытяжка пострадавшей ноги.

— У меня было сильно повреждено бедро. Вот косточка целая идёт, потом её кусочек был выломан, дальше снова целая косточка идёт. И выломанная серединка — а её ещё на мелкие куски раздробило — встала поперёк. И у меня вот здесь дырки в коже от кости были. Так вот, всё это дело мне закрепили на большой бандуре, «вытяжка» называется. Она вытягивала ногу, чтобы у меня нога всегда была под нагрузкой и кости не соприкасались. А чтобы нога вытягивалась, там грузы вешались. По ощущениям, на мне висело килограммов 25! — рассказывает Николай. — Этот огромный груз меня всегда вниз с кровати тащил. А когда его снимали, это такой ужас был! Больно было сильно.

Процедура по извлечению спиц и освобождению повреждённой ноги от стальных оков назначили аж на конец декабря, и в тот «знаменательный день» Николай, как вспоминают соседи по палате, крепился как мог — металлические прутья извлекали из него без наркоза, наживую.

— Коля всё геройски выдержал! Ему даже обезболивающее не поставили, но он не кричал! Медсестра ему спицы плоскогубцами вытаскивала. Одну нормально вытащила, а вторую тащит — а она согнулась и не выходит. И вот они оба мучались: она со спицей, а он от боли. Понятно, что больно было, но он до последнего терпел. И когда она всё-таки её вытащила, Коля ей сказал: «Юля Михайловна, вам шоколадку за это дать надо!», — со смехом рассказывает сосед Николая. — Потом, уже после операции, он лежал, отходил. Она пришла, и он говорит: «Заберите должок!» Она такая: «Какой должок?! Это что, взятка?» А он: «Благодарность!» Он ей дал Alpen Gold с орешками!

После снятия «бандуры» нога медленно, но верно пошла на поправку. Отёк понемногу спадает, и Николай постепенно пытается её разработать. Аккуратно сгибает пальцы, несмело разворачивает голень.

— Первое время пальцы немели, теперь уже начали понемногу отходить. Я даже могу ими немножко пошевелить. Смотрите: тада-ам! Чуть-чуть двигаются. Желание развернуть ногу есть, она ж столько времени в таком состоянии лежит, но пока нельзя. Да и я не особо рискую, вдруг хуже сделаю, — вздыхает мужчина. — Я слышал, что полгода мне на ногу опираться нельзя будет. Так что, если это правда, ещё нескоро я начну её заново разрабатывать, заново учиться наступать на неё и ходить.

«Папа не умирает»

— Знаете, а ведь я никогда раньше в больнице-то не лежал, — очень тихо, словно виновато признаётся Николай, внезапно прерывая свою предыдущую мысль и меняя ход разговора.

Более того, внезапно выясняется, что в свои 33 года он ни разу в жизни ничего себе не ломал, и потому помимо физической боли его на протяжении всех этих месяцев остро угнетает и непривычная атмосфера. Она воспринимается как дополнительное нервное потрясение, почти стресс. Учитывая нынешнее положение вещей, Николай вполне обоснованно мог впасть в депрессию, однако её нет. Мне объясняют: «расклеиться» себе не позволил ни он сам, ни его родственники, ни медперсонал. Особенную поддержку мужчине оказывает жена. Именно она детально знакомится с заключениями врачей. Именно она создала в WhatsApp общий чат для друзей, коллег по работе и родственников, куда стабильно выкладывает последние новости о здоровье супруга. Всё для того, чтобы он лишний раз не зацикливался на диагнозах и не строчил одни и те же отчёты о своём самочувствии в разные диалоги.

— В этой группе все, кому небезразлично моё состояние. Татьяна узнаёт новости от врачей, туда пишет, и все тоже узнают. Чтобы каждый не долбил меня сообщениями, чтобы одно и то же всем не писать. Тем более я раньше и писать-то толком не мог. Правая рука почти не поднималась и не работала. Сильно болела. Я левой телефон над собой держал и ей же пытался печатать. Очень медленно, конечно. Сейчас правая более или менее отошла, могу двумя руками телефон держать. А когда моё состояние стабилизировалось, жена в группу написала, что меня можно посещать. Теперь друзья перед тем, как приехать, звонят и говорят: «Делай заказ!» И привозят мне фрукты, конфетки, шоколадки, которые я прошу, — смеётся омич. — Я потом с ребятами из палаты, с санитарками, которые меня навещают из других отделений, и с теми, кто меня лечит, делюсь. За врачами только «не бегаю». Мне как-то стыдно им фрукты предлагать. Люди, профессиональные специалисты, а я им что? «Возьмите банан!» Ну как-то несерьёзно…А вообще здесь персонал добрый, мне очень нравится. Они все мне грустить не дают. Особенно жена. И мои дети.

У Николая двое детей: «почти четырёхлетний» мальчик и «почти двухлетняя» девочка. В больницу малышей не пускают, и мужчина, не видевший их на протяжении более полутора месяцев, тоскует по ним сильнее всего.

— Я им звоню, по телефону разговариваю. Говорю, что в больнице лежу, но в подробности не вдаюсь. Жена им объяснила, что «папа не умирает». Сказала: «У папы ножка сломана, у папы ручка сломана». Я звоню, они спрашивают: «Скоро у тебя ножка заживёт? А ручка скоро заживёт?» И чтобы я не грустил, они мне песенки и танцы на видео записывают и отправляют. Я потом пересматриваю. Когда понял, что в больнице лежать буду, думал, фильмы буду смотреть, а в итоге смотрю на детей. Соскучился по ним очень сильно, — признаётся омич.

Ради семьи Николай и сохраняет позитивный настрой. Во всём, что с ним сейчас происходит, искренне силится видеть хорошее. Публикует снимки перебинтованных ног на своей странице во «ВКонтакте» с подписью: «А какую палочку выберешь ты?», а надоевший гипс в соцсетях называет «элегантным браслетом на правую руку». От ноющей боли всё чаще отмахивается — гораздо страшнее невозможность поспать на животе и боку. Что? Броские шрамы на лбу? — Ерунда! У мужчины есть кепка!

— Что ещё?.. А! Бросил курить! — гордо заявляет мужчина. — Лет двадцать курил, и вот бросил. Как же я тут буду курить? В палате курить нельзя, а выйти из палаты я не могу. Но мне и лучше без курения. Начинать заново не хочу.

Свою больничную койку под Новый год омич вместе с друзьями украсил мишурой, искусственной ёлкой в корзинке и сверкающими игрушками — создавал для людей праздничную атмосферу. Золотой Дед Мороз в вертолёте и сегодня кружит над его постелью, поднимая пациентам — повально взрослым мужчинам — настроение.

«Он выжил. И он живёт»

Сегодня Николай готовится к выписке. Она должна состояться в середине января. Мужчина с нетерпением ждёт, когда врачи поделятся с ним инструкциями по разработке окоченевших от длительного лежания и многочисленных переломов костей, мышц и суставов. Уже представляет, как, обхватив костыли, поднимется на левую ногу, аккуратно подожмёт повреждённую правую, пожелает удачи соседям, которых покинет, и вернётся домой. А там первым делом обнимет детей…

— У него было такое серьёзное повреждение тазобедренного сустава... Да одна только эта ситуация могла привести к смерти, потому как такую травму можно расценивать как травму, несовместимую с жизнью! Но он выжил. И он живёт. Лечение его проходит вполне гладко, он молодец. По ограничениям здоровья, с которыми он может столкнуться, мы пока никаких прогнозов не делаем, потому что после выписки его лечение не закончится. Ему ещё многое предстоит пройти… Впереди у него амбулаторный этап. Будем верить, что он и с ним справится, — заключает заведующий отделением травматологии и ортопедии БСМП-1 Рустам Агишев.

Беседа прерывается — в палату к Николаю заходят родственники: тётя и сестра. Появляется и медицинский работник — пациенту требуется перевязать гипс. Для того чтобы не мешать и не отнимать драгоценное время у близких друг другу людей, начинаем складывать журналистскую технику. Попутно задаём последние уточняющие вопросы и желаем скорейшего выздоровления.

— А вы можете в вашем тексте ещё кое-что написать, пожалуйста? — Николай аккуратно подтягивается за ручку кровати, желая привлечь наше внимание в возникшей вокруг него кутерьме. — Напишите, пожалуйста, что я очень благодарен им всем. Врачам, санитаркам, всему медперсоналу, работникам МЧС, друзьям, коллегам, моей семье. Всем. Они все меня спасли. Все — кто морально, а кто физически — по кусочкам меня собирали. Я им обязан. Сделаете?

— Сделаем, — мы прощаемся и прикрываем за собой дверь.