Невидимые нити и пришитый палец: знакомимся с омским Левшой из мира хирургии

Пришитые пальцы, удачное падение с девятого этажа и банальный фактор случайности — о чём нам только ни рассказал 33-летний микрохирург КМХЦ Илья Кунгуров. Он работает в трёх медучреждениях без выходных, а ещё время от времени выбирается на операции в Тару.

— Говорят же, что хорошие результаты приходят с опытом, а опыт приходит благодаря плохим результатам. Поступил 30-летний мужчина из Тюкалинского района с двумя ампутированными пальцами — отец ему случайно отсёк топором, дрова рубили. Я на тот момент работал ещё недолго, волновался — таких операций ещё не приходилось выполнять. Но со мной была очень опытная медсестра, её уверенность немного успокоила. Начали: зафиксировали костные фрагменты спицами, сшили вены, артерии и сухожилия, — рассказывает микрохирург Илья Кунгуров.

На словах всё просто. А на деле восстановить единственный сосуд — это выделить его, поставить клипсы, убедиться в проходимости, сшить — да не абы как, а нитью, которую не видно невооружённым глазом. В принципе любые манипуляции с сосудами и нервами — хождение по тонкому льду. Поэтому микрохирургов как-то сразу хочется сравнить с микроминиатюристами, но Илья Кунгуров считает, что эти профессии схожи только кропотливостью работы и бинокулярными лупами. В общем, молодой хирург не спал всю ночь после операции — переживал и «перешивал». Отвлёкся только утром на приёме в поликлинике. К обеду позвонили коллеги из КМХЦ — реплантация состоялась. Отлегло.

— Кости срослись через два месяца. Чувствительность восстанавливалась — пусть мозаично, но всё же. Разбитую вазу можно склеить, но она останется разбитой — то же самое и здесь. Конечно, определённые нарушения остаются, но зато человек в итоге не инвалид.

В городе микрохирургией занимаются пять врачей — при том, что сфера достаточно широкая: включает в себя травматологию, ортопедию, сосудистую хирургию, пластическую хирургию, нейрохирургию… Конёк Ильи Кунгурова — работа с кистью руки.

Двухметрового врача сразу хочется назвать макромикрохирургом — неслучайно раньше занимался баскетболом. Омский мединститут он окончил десять лет назад, после интернатуры с 2010-го работает травматологом-ортопедом в детской больнице № 3. С 2013 года — сотрудник КМХЦ. Сложно представить, но работает он без выходных.

— Я сегодня (в понедельник. — Прим. ред.) с утра в КМХЦ, вечером поеду на дежурство в детскую больницу № 3, завтра утром снова сюда — до обеда, потом на приём в частную клинику. Затем снова дежурство… В общем, дома я теперь окажусь только вечером в среду. Отдыхаю по четвергам — проводим их с сыном на тренировке. Выходных у меня нет — так сложилось, что больше четырёх лет я работаю в четырёх местах. Нет, не жалуюсь ни в коем случае, это мой выбор. И дело не только в финансовой подоплёке — в том, что везде разные пациенты и везде интересные. А врач, который свою работу любит, без работы не останется.

Работа в Тарской ЦРБ — отдельная история. Своих микрохирургов там нет, а вот пациентов достаточно.

— Представьте: пациенты приехали из Тары в Омск на консультацию. Вернулись. Дождались назначенного срока, приехали на операцию. Потом, через определённое время — повторно на контроль после операции. Поэтому, когда я начал ездить туда, столкнулся с большим потоком пациентов изо всех окрестных северных районов — то ли в Омск им приехать, то ли в Тару. Только прооперировали мы там уже около шестидесяти человек.

Деревенские жители не избалованы врачебным вниманием, поэтому дорожат возможностью получить консультацию специалиста и ответы на свои вопросы. Но есть обратная сторона медали: если пришло время сажать или копать картошку — они не придут, пока все свои работы не переделают.

— В первый раз приехал, оперировал дедушку, который лежал и говорил: «Можно я вечером уйду домой?» Я его спрашиваю: «Отчего такая спешка?» Говорит, Иртыш поднялся, затопило его деревню — боится, что мародёры холодильник украдут.

В первый же рабочий день в Таре по неотложке привезли ребёнка. Диагноз — травматическая ампутация ногтевой фаланги указательного пальца кисти — только косточка торчала. Мальчик ударил по руке дверью машины — по словам хирурга, типичный случай. Не окажись в больнице Кунгуров, ходил бы парень с культей. И не потому, что там плохие хирурги — просто у каждого своя специализация.

— Через тридцать минут мальчишка уже лежал в операционной. Под общим наркозом сделали первый этап кожной пластики — пластировали повреждённую конечность свободным кожным лоскутом из этой же кисти. То есть, по сути, подшили кончик пальца к ладошке — для того, чтобы сформировать запас тканей. Лоскут прижился, на четырнадцатые сутки сняли швы, и в течении полутора месяцев мальчик ходил с пришитым к ладошке пальцем. Вторым этапом стало отсечение кончика пальца от ладошки — всё, осталось только долечить донорскую зону. Ногтевая пластина растёт, функция кисти не нарушена.

Нет, это, конечно, не самая сложная операция. По сорок минут времени на каждый этап, и хирург не пересаживал лоскут с другой части тела, с дополнительными сосудами… Но эту операцию в Таре больше никто бы не сделал.

— Одно только расстраивает: мы его в динамике не увидели, потому что все этапы лечения закончились и ребёнок с родителями на контроль не пришли. Хочется только верить: не пришёл потому, что всё хорошо.

Об этом, собственно, писал знаменитый английский нейрохирург Генри Марш: если бывший пациент на улице не здоровается с врачом, значит этот врач — молодец. Хорошо вылечил и теперь пациент не считает доктора нужным для себя человеком.

Однажды на дежурстве в детской больнице поступила девочка лет десяти. Как часто бывает, она по неосторожности облокотилась на москитную сетку и выпала с девятого этажа на козырёк подъезда. Причём, травмы получила, можно сказать, лёгкие — переломы костей таза, бедра и лёгкую черепно-мозговую травму.

— Мы свою работу выполнили, помощь оказали. Потом на обход прихожу через неделю — она уже в общей палате. Разговариваем с ней, с родителями, а она и говорит: доктор, а у меня ещё зуб выбитый. Мы с родителями посмеялись и сказали: это самое страшное, что могло с ней произойти.

Ещё через несколько месяцев микрохирург встретил отца девочки: уже, говорит, занимается балетом. Такие вот у детского организма восстановительные возможности. А ещё, по словам Ильи Кунгурова, у детей намного больше желания жить.

— Или вот мальчишка — я познакомился с ним, когда ему было около двух лет, после операции. Тяжёлая травма, циркулярная, на всю окружность кисти — ручка в деревообрабатывающий станок попала. Ему до меня сделали операцию, но сформировался некроз пятого пальца. Палец пришлось удалить. Часто, к сожалению, такое встречается. Но самая беда была в том, что своими четырьмя пальцами он не мог делать ровным счётом ничего — даже конфетку взять.

После первой операции руку стянули мощные рубцы, их называют келоидными. Такая ткань очень сильно болит, и со временем это только усугубляется. Мы не приводим фотопримеров — такие травмы ещё и выглядят очень непрезентабельно.

— Сначала мы лечили мальчишку консервативно, и через год функции кисти однозначно улучшились. Физиотерапия, тепловые процедуры, массажи, изометрические упражнения… Потом начали делать операции — иссекали рубцовую ткань, выполняли пластику местными тканями. После этого перешли на застарелые повреждения сухожилий... Сейчас ему одиннадцать лет. Последний раз виделись два года назад — занимался спортом, жил обычной жизнью и не комплексовал из-за своего пальца.

Самая длинная операция, которую проводил Илья Кунгуров, длилась около четырех часов. 30-летняя девушка хотела вылечить врождённую патологию — сросшиеся второй и третий пальцы на обеих стопах. В медицине это называется синдактилией.

— Обычно к такому возрасту люди уже свыкаются со своим косметическим дефектом. А она рассказала о том, что для неё синдактилия остаётся психологической травмой: хочет сделать педикюр, надеть открытые босоножки и пройтись на каблуках. Я загуглил в интернете и наткнулся на пост одной девушки, в котором она рассказывала о том, насколько та же патология бьёт по её самолюбию, насколько она чувствует себя неполноценной… Но во время операции произошла нештатная ситуация, поскольку сосуды в этом возрасте уже не так эластичны. Да, пальцы удалось разъединить с изумительным косметическим эффектом. Но после снятия жгута (микрохирурги обычно оперируют под жгутом, чтобы не кровило и проще было выделять сосуды и нервы. — Прим. ред.) у неё произошла кратковременная ишемия третьего пальца. Она до сих пор об этом не знает, я ей об этом не говорил.

Проще говоря, один из разъединённых пальцев лишился кровоснабжения. Могло получиться очень нехорошо — пришла на косметическую операцию, а получила ампутацию. Но микрохирург справился — более того, получил потрясающий результат и по косметической, и по функциональной части. Сегодня шрамы от операции по разъединению пальцев запросто можно принять за старые порезы.

— Почти все пациенты задают вопрос: какие вы даёте гарантии? Мы стараемся на этот вопрос вообще не отвечать. Не уклоняться, а просто не отвечать. Просто мы знаем, что каждый пациент индивидуален.

По словам Ильи Кунгурова, есть такое правило у «больших» хирургов: лишний час в операционной — на неделю раньше выписанный пациент. И каждая операция это подтверждает.