Как я ждал 100-метровую сосиску, а купил два килограмма чая: репортаж с «АгроОмска»

— Да я… топтал… Да… припаркуешься… бедные, а машин… мать… — вовсю возмущался прохожий. Этому мужчине не нашлось места на парковке. Часть пути ему со спутницей, похоже, пришлось довольно долго идти на своих двоих, и, судя по лицу его подруги, цензурные слова у омича кончились метров 500 назад.

Главная зубная боль каждого действа в парке «На Королева» — парковка. Если быть точнее — ее отсутствие. Даже при малейшем намеке на какое-то событие длинная вереница машин растягивается здесь на всю улицу в обе стороны (кроме участков, где полицейские не дают этого делать). А если на мероприятии в парке есть бесплатная еда, то можно смело оставлять автомобиль в Нефтяниках или в центре (ближе вы не припаркуетесь) и дальше идти пешком. А ведь до открытия «АгроОмска» оставалось еще полчаса.

В самом парке в 09:30 была суета. Продавцы носились по аллеям со стульями, железными трубками и дровами для мангала. Как командиры бойцам перед боем, главные по торговым точкам давали последние инструкции молоденьким продавщицам: «Да, есть куда еще поставить, суй… Запомни, это агора... Да зачем ты ее мараешь?»

Если бы можно было взять обычного средневекового крестьянина и поместить его на «АгроОмск», пожалуй, он почувствовал бы себя в своей тарелке. Ярмарки с тех пор мало изменились. Куча снеди, развлечения, лоточники. Ну разве что стенды с тракторами и странная кабина вертолета для детей, почему-то изрыгающая сотни мыльных пузырей, могли бы его удивить.

На ярмарке разогревались чаны для плова, разжигались мангалы, почти всё было готово к приему омичей. Правда, последние не стали дожидаться открытия и спокойно заполонили все аллеи. «Выпей кофе», — подсказал утомленный ожиданием мозг, и ноги самостоятельно отправили меня его искать. Это было непросто.

Искал кофе, но нашел зиру, валенки, бюстгальтер, больше похожий на совмещенные чехлы для двух дирижаблей, мёд, золото, деревянного человека-паука, мёд, чурчхелу, фарфоровую собачку, мёд, деревянную чесалку для спины, портрет белки на бересте, мёд, темные очки, шаль, фломастеры, мёд (у нас, кажется, половина населения — пчелы и пчеловоды), кукурузу, средневековые латы, кресла-качалки, мёд и наконец кофе. Под шкварчание кофемашины часы пропикали 10:00.

На часах — 10:00, и, как по будильнику, начался дождь. Это не беспокоило ни посетителей, ни торговцев.

С боем курантов в руках одной из продавщиц маленького лоточка на аллее появился чудо-нож и она начала демонстрировать всем желающим, как за пару минут и движений руки можно превратить кочан капусты в мелкую крошку.

Перед входом, неподалеку от красной таблички «Распитие спиртных напитков ЗАПРЕЩЕНО», начали рвать меха баяна. Хор пенсионерок принялся растягивать одну за другой народные песни. Слово «Россия» было в каждом куплете.

В секции техники людей было чуть меньше, но всё равно много. Каждая машина имела очень поэтичные названия: «Татарстан», «Хозяин», «Гомсельмаш». Кто-то советовал дедушке, как усовершенствовать китайский трактор запчастями от «Лады».

— Миша, Миша! Встань у этой косилки. Миша! Ну посмотри на меня, — кричала какая-то женщина, пытаясь сфотографировать мальчика лет трех. Он ее в упор не замечал. Невольно подумалось, как будут смотреться фото с косилкой в семейном альбоме.

Наворачивая очередной круг по «АгроОмску», невольно я остановился у палатки с креслами-качалками. Там сидел один из немногих продавцов, не пытавшихся привлечь мое внимание. Седой бородатый мужчина просто сидел в одном из десятка кресел, упоительно раскачивался и смотрел в небо.

— Сами делаете? — пару минут я наблюдал за ним и решил сам начать разговор. На самом деле ответ я уже знал. Было слишком очевидно — это явно владелец кресел-качалок, он сам их делал и наслаждался своей работой.

— 20 лет уже, на многих крупных выставках побывал, — расслабленно улыбаясь, поглядел на меня мужчина. Не вставая, он вынул из кармана листовку и сунул мне в руку.

«Профессиональный продавец», — подумал я, сунул листовку в карман и пошел дальше с мыслью, влезло бы в мою комнату кресло-качалка.

На дорожках начали суетиться журналисты и ведущие телеканалов. За ними, словно оруженосцы, бегали операторы с тяжеленными треногами. Размер звезд на погонах полицейских у входной группы сильно увеличился. Да и самих сотрудников УМВД стало больше раз в шесть. Всё говорило об одном. Приехал губернатор.

Губернатора найти на любой ярмарке довольно легко. Александр Бурков похож на центр спиральной галактики, вокруг которого — два метра пустоты, а дальше крутятся бесчисленные звезды. Чем дальше от центра, тем меньше звезд. Роль бесчисленных звезд в данном случае выполняли министры, бизнесмены, полицейские, зеваки и журналисты. Время от времени центр рывками передвигался от трактора к трактору, от площадки к площадке. Рукопожатие с очередным представителем компании, пара фраз, шутка, улыбка, рукопожатие — идем дальше. На узких аллеях галактика превращалась в бесконечный паровозик.

«Бомба, это просто бомба!» — внезапно остановил меня от преследования этого паровозика чей-то крик. Я обернулся и увидел низенького армянина. Он делал плов, а поскольку покупателей рядом не было, впечатлениями делился, видимо, со вселенной. Он смотрел в свой чан так, как мать смотрит на новорожденного ребенка. «Это не плов. Это просто бомба!» — повторял он, и казалось, что он сейчас заплачет. От счастья он незаметно для себя перешел на армянский. Вселенная его понимала.

Продавщица чудо-ножа в это время медленно, но верно погружалась в нашинкованные ею овощи. Смертью храбрых уже пали с десяток кочанов капусты, пара баклажанов и еще что-то красное.

— Да не нужен мне этот нож, — раздраженно пробормотал старик у лотка. — Вот это — для ручной же мясорубки?

— Да, — расстроенно сказала продавщица и на какое-то время прекратила уничтожать овощи. — Сто рублей.

Близился полдень. Для меня кульминацией праздника должна была стать стометровая сосиска. Буйное воображение рисовало сочную картину: в час икс заносят ее — королеву мясных снеков и повелительницу колбасных изделий. Покоясь на руках людей с завода в белоснежных одеждах, она кочует на стол. Небольшая пауза, чтобы каждый мог насладиться ее видом. Она прекрасна, и каждая булка для хот-дога почла бы за честь принять ее в свое хлебное лоно…

Какая-то черная часть моей журналистской души внезапно крикнула: «А представь, если бы они ее уронили?» Юлия Якубеня из Новосибирска, наверное, облилась бы горькими слезами, читая заголовки омских новостей.

Реальность оказалась прозаичнее. В огромном белом шатре с прилавками стояла большая катушка, на которую была намотана сосиска. Один из сотрудников крутил катушку, словно подавал патроны для пулемета, а второй резал ее ножом. Получившиеся цилиндры обжаривали, пихали в булку и раздавали желающим. Последних было много.

Вообще в этот шатер набилось так много людей, что еще немного и у него могла появиться собственная гравитация. Внутри находиться было невыносимо из-за духоты и тесноты. Он очень походил на советский рынок и состоял из пересекающихся длинных очередей.

— За чем стоите? — как бы невзначай спросил я одну из пенсионерок, но, кажется, случайно вырвал ее из астрального бытия. Она посмотрела на меня пустым взглядом и пробормотала что-то несвязное. Она будто не знала. Не исключено, что у нее просто сработал выработанный в советское время инстинкт.

На очередном круге знакомый фотограф выдернул меня из пьянящей толпы и спросил, где находится выставка животных. О, это просто. Нужно было всего лишь свернуть на аллею, по которой со скоростью в метр за час, расталкивая прохожих, катается детский паровозик (у него еще кованый российский герб на последнем вагоне), пройти по аллее мимо длинной очереди в туалет (там еще пианино, выкинутое на помойку), пройти за тиром (в нем я видел бабушку, деловито поправляющую очки перед контрольным выстрелом в вертолетик), миновать павильон с пивоварным оборудованием (там за селфи давали свежесделанного кваса), а дальше — свернуть направо и ориентироваться на запах.

Зона с животными действительно имела специфическое амбре. При нем горожане, жившие в детстве в деревне, жадно втягивают воздух ноздрями и говорят: «Ах, как знакомо». Все остальные морщатся.

Знакомый фотограф оказался у клетки с быком-герефордом. Он, водя по спине исполинского зверя рукой, показывал нашему фотографу, какую часть он недавно купил за 3500 рублей в магазине. С его слов, она была очень вкусной. Бык недоверчиво на него оглядывался, но не вставал.

Животная зона была похожа на большой зоопарк. В некоторых местах даже контактный. Козы и верблюд вставали на забор и протягивали головы, чтобы их погладили или почесали. Все остальные: коровы, северные олени, курицы, кролики, лошади и черти знает кто еще — людям доверяли маловато. Хотя, возможно, их пугал гвалт за границей их клеток.

Близился третий час дня. Ярмарка поглощала меня. Я становился частью ярмарки. В руках у меня каким-то образом оказалась вафля в виде сердечка на палочке. Сахарная пудра с него успешно перекочевала на рубашку.

«Попробуй венскую вафлю. На настоящей вафельнице, взятой из краеведческого музея», — всплыл в памяти образ какого-то бородатого мужчины в баварской шляпе. В кармане начали копиться листовки и журналы.

— Ой, а где вы взяли эту газету, — спросила меня одна из женщин. Как оказалось, я шел по аллее и очутился в очереди за йогуртами.

— Я… не знаю. Возьмите, у меня еще есть, — соврал я. Но откуда у меня все эти вещи, действительно сказать было трудно. Гул от толпы стал уже неотличим от шума листвы.

Продавцы к этому времени начали делиться на два типа. У первых механизм, кажется, был вечным. Их речовки: «Ма-а-а-аслице натуральное!», «Мед облипиховый! Подходим, пробуем», «Подходите! Ягодку пробуйте!» — могли литься из уст даже во сне. У вторых появился так называемый «взгляд на две тысячи ярдов». Они сидели в тени своих палаток и смотрели в пустоту.

Внезапно я ощутил, что мой кошелек полегчал тысячи на две. Зато в руках появился пакет с благоухающими индийскими чаями.

«Пора валить», — сказал мне мой мозг, и я двинулся к выходу. Одно мне не давало покоя. Где же было бесплатное 80-килограммовое мороженое?