«Помню, как отцу выдали зарплату квашеной капустой»: омичи вспоминают лихие девяностые

Первые видеомагнитофоны, яркие лосины, импортные шоколадные батончики, туалетная вода Intime, купленная на «толкучке» под Фрунзенским мостом. Сегодня вместе с омичами NGS55.RU ностальгирует по лихим девяностым — времени, воспоминания о котором навевают священный ужас и вместе с ним щемящую тоску оттого, что оно безвозвратно ушло. Что ели, какую одежду носили омичи в этом десятилетии? Сложно ли было заниматься бизнесом бывшим советским гражданам, в одночасье подхватившим дух лихих девяностых? Отправляемся в заплыв по реке нашей памяти.

С одной стороны, девяностые принято вспоминать как голодное время, а с другой, такого продуктового изобилия, которое настигло страну после того, как в Россию начали ввозить импортные товары, бывшие советские граждане еще не знали. Мы попробовали итальянский ликер «Аммаретто», корейскую лапшу «Чойс» (впоследствии это слово стало именем нарицательным, и омичи до сих пор называют чойсами любую лапшу быстрого приготовления), шоколадные батончики Snickers, Bounty и Mars, греческие вафли Koukou Roukou. Правда, прежде чем волна импорта хлынула на прилавки наших ларьков и магазинов, многим пришлось лицезреть пустые полки. Но и после завершения периода дефицита холодильники некоторых омичей не ломились от продуктов, ведь зарплату задерживали месяцами.

Александр Зуев, журналист

— Неподалеку от нашего дома на Иртышской набережной стояло летнее кафе. Однажды у них то ли просрочка накопилась, то ли еще что-то произошло, в общем они начали раздавать продукты. Помню, прибегает брат, приносит коробку с какими-то зефирками в шоколаде, мы бежим, берем еще коробок и еще... Современные родители наверняка бы всё это отобрали и выбросили, а само кафе бы сожгли, потому что «МАНЬЯКИ, БОМБЫ, ЛЕЗВИЯ В ЕДЕ», а тогда как-то проще было. Мама с папой просто поставили эти коробки в холодильник, и какое-то время мы эти зефирки ели.

Виктор Шкуренко, предприниматель

— Безусловно, девяностые — это моя молодость, поэтому воспоминания об этом десятилетии у меня приятные. Помню, как впервые в жизни попробовал настоящий «Сникерс». Я поехал в Москву на партийный съезд, не помню, какая это была партия, но тогда быть аполитичным в нашей среде представителям студенческой интеллигенции было непочетно. А я был парнем очень политизированным. И там, в столице, я впервые увидел «Сникерс». Он стоил баснословных денег — помню, что у меня стипендия была 40 рублей, так вот, он, наверное, как вся моя стипендия и стоил. И этот «Сникерс» мы с однокурсниками покупали вместе и делили на несколько частей. Он действительно на тот момент мог стоить, как десять килограммов мяса. Это потом импортные товары начали дешеветь. Это был вселенский восторг, конечно, когда мы впервые увидели их на прилавках.

Ирина Ёлкина, менеджер по продажам

— Начало девяностых — это пресловутые пустые полки в магазинах. Когда на прилавках стояли ряды банок с морской капустой, а где-то в углу притаились две одинокие фляги со сметаной и молоком. Эту сметану продавщицы накладывали в банку, которую нужно было приносить с собой. Ее набирали половником, а она такая в банку — бумс! Невероятно густая, жирная. Хлеба всего два вида — белый и серый. Из продуктов больше ничего не было, если мы видели, что возле магазина собралась очередь, то тут же в нее вставали, потому что было понятно, что туда привезли какой-то товар, колбасу например. Но об этом многие узнавали лишь через полчаса стояния в очереди. Продолжая тему капусты: в девяностые была не только морская — помню, как моему отцу, работавшему на заводе пластмасс, выдали зарплату квашеной капустой. Отец приехал с багажником, доверху наполненным этими банками. И мы эту капусту меняли на другие продукты, которые семьям наших знакомых также выдавали под зарплату — например, на сахар. Вот такая бартерная схема. А однажды отцу дали зарплату мехом. Он принес домой шкурку чернобурой лисицы, и мы пошили из нее шапку «зимушка».

Наталья Семёнова, журналистка

— Я подругу, когда она в гости приходила, всегда накормить старалась, потому что у нее в семье только мама работала. Если ей задерживали зарплату, у них из еды были семечки и морковка. Сейчас вот думаю, почему не пришло в голову для ее мамы что-то передавать. С другой стороны, у нас тоже был период, когда только запасы круп спасали. Я приходила из школы и ела пшеничную кашу без всего. Но не помню, чтоб меня это сильно угнетало. Плюс-минус у всех моих знакомых типа такого было — родителям задерживали зарплату на месяцы, и как-то все выживали. Огороды были, от предприятий участки земли под картошку выделяли. Помню, как папе однажды дали в счет зарплаты две коробки чойсов. Мы сначала обрадовались — новое, вкусное, интересное. А через месяц смотреть на них не могли. Наверное, все помнят, что Choice — это первая лапша быстрого приготовления, которая у нас в Омске появилась. Первые жвачки со вкладышами были Turbo, Donald Duck и NBA, первые шоколадные батончики назывались Hilal.

Отдельного внимания заслуживает мода тех лет. В девяностые городские рынки заполнила одежда и обувь китайского производства. Модники гонялись за лосинами неоновых цветов, юбками-резинками, носили «и в пир, и в мир» пестрые спортивные костюмы и свитера Boys. Сложно забыть терпкий аромат духов Poison и безумные расцветки колготок бренда Dolci Calze, которые в народе называли «дольчками».

Надежда Рубцова, пенсионерка

— Одевались на барахолке, покупали китайский ширпотреб, по качеству эти вещи были одноразовыми. Было много вещей из синтетики, такой обшивали диваны, а мы носили пошитые из этой ткани платья и костюмы. Может, кто побогаче был, тот и одевался посолиднее, а остальные носили куртки из кожзаменителя и шубы из синтетики.

Наталья Семёнова, журналистка

— Все одевались на оптовке. Первая, какую помню, была где-то в конце улицы 10 лет Октября. Вещи лежали прямо на земле, на картонках. Когда тебе надо было что-то примерить, например джинсы, разуваешься, продавец кладет специально для этого припасенную картонку на землю, чтоб ты туда встал, а сам держит кусок ткани, типа загораживает от чужих взглядов. Когда джинсы надеты, он убирает ткань, достает кусок зеркала, чтоб ты мог взглянуть на себя. И это в любую погоду, в –20 в том числе. Популярные в девяностые джинсы назывались «бананы», потому что штанина сужалась книзу, как банан. Разноцветные лосины из эластана в начале девяностых были на пике моды. Их носили со свободными футболками — так можно было пойти хоть в школу, хоть на дискотеку. Нередко встречались люди в одинаковой одежде: у многих были серые индийские свитера, зеленые водолазки, мохеровые кофточки с кружевными вставками. Что на оптовку привезли, в том полшколы ходит. Туалетная вода Intime у многих моих подруг была, и у меня тоже. Белый флакон, зеленая крышечка. И запах, мне кажется, и сейчас узнаю. Одна подруга очень любила Poison. Тушь мы любили Louis Philippe. У нее в составе были такие кусочки, не знаю чего... Волос? Шерсти? Короче, они приклеивались к кончикам ресниц и заметно их удлиняли. За косметикой тоже ездили на оптовку, это уже было место, где сейчас «Торговый город». Что касается городских магазинов, я любила ходить в «Промышленные товары». Там что-то с советских времен оставалось прикольное, по еще старым, на тот момент уже низким ценам. Еще мы носили фенечки — бисерные или нитяные браслеты, которые плелись для конкретного человека, а потом ты должен был сам завязать фенечку ему на руке. Мою первую первую фенечку звали Фредди — в честь Фредди Меркьюри.

Самые предприимчивые россияне в девяностые решили попробовать свои силы в бизнесе. Для этого им требовался не только начальный капитал, но и определенная смелость, ведь доход коммерсантов-первопроходцев интересовал рэкетиров, кошмаривших мелких торговцев. Вместе с тем именно в девяностые многие заложили свой первый кирпичик в бизнес, который впоследствии стал делом всей их жизни.

Василий Рубцов, фермер (в девяностые занялся предпринимательством)

— У нас было большое хозяйство: свиньи, кролики, гуси, а сдавать мясо было некуда — совхозы развалились, поэтому я начал крутиться сам. Возил мясо в Сургут, Тюмень, Нефтеюганск. Бывало, попадал в такой переплет, что сейчас холодок по коже пробегает, когда вспоминаешь. Все были повязаны друг с другом — и менты, и бандиты. Тем плати, этим плати... А если не заплатишь, могут убить и сжечь. Помню, остановят гаишники на посту и начинают искать, к чему бы придраться. Поделишься с ними, едешь дальше по трассе, а там уже рэкетиры вслед за тобой гонятся. Зажмут машину спереди, сзади и сбоку, едут и сигналят — деваться некуда, остановишься. Потом из автомобилей своих выныривают и требуют деньги. Тогда не тысячи были, а миллионы, вот помню, что как-то 11 миллионов отдал им. Милиционерам пожалуешься — они только совет дадут, мол не останавливайся ты в следующий раз. Я пытался следовать этому совету, ехать без единой остановки, но рэкетиры бросались в погоню, преследовали до последнего. Перед Тюменью остановился, чтобы машину помыть, а они тут как тут: подъезжает иномарка без номеров, с тонированными окнами. Из нее бугай вылезает и протягивает маленькую канистру бензина. Требует ее купить за огромные деньги. Я говорю: «Ребят, у меня этого бензина море!». А они в ответ: «Да ты не понял, ты у нас купи, иначе сгоришь». А в другой руке — зажигалка-огнемет. Пришлось купить. А если мясом на рынке торгуешь, то жди «бригаду» из лысых ребят. Либо мяса килограммов 20 вытащат, либо плати. Вообще, время было страшное, очень страшное. Но деваться было некуда, как-то надо было жить.

Виктор Шкуренко, предприниматель

— Это было уникальное время. Да, случалось всякое, бывало, что ларьки предпринимателей-первопроходцев сжигали, но оборот, да и, подозреваю, наценки, были такими, что никто из-за этого не переживал — на месте сгоревшего ларька можно было тут же поставить новый. Заниматься бизнесом и мелкой спекуляцией в девяностые было относительно безопасно. Вообще, порядок навели еще при Ельцине, после того как вышел его указ о борьбе с бандитизмом. Я помню, что во второй половине девяностых стало спокойно, и если на тебя кто-то наезжал, проблему можно было решить через милицию. Конечно, меня можно обвинить в необъективности, поскольку это была пора моей молодости, когда трава была зеленее и девушки красивее, но это действительно было время возможностей. Если ты собирался что-то сделать, то мог быть на 100% уверенным в том, что всё получится. Конечно, не всем удавалось оставаться в бизнесе на плаву годы спустя: кому-то не хватило образования, а в ком-то взыграла дурная человеческая натура, когда деньги пускались на ветер. Но шанс был у всех. Это было время колоссальных возможностей.

В девяностые омичи проводили досуг довольно скромно — большого разнообразия ресторанов и баров еще не было, да и поход в такие заведения был не всем по карману. Неформалы собирались на площади Ленина, толкинисты — в парке Победы, а в жару молодые люди отправлялись загорать на пляж.

Александр Зуев, журналист

— Помню, как в конце девяностых у нас под окнами спасательная станция сгорела. Мы как раз в тот день купаться пошли на Левый берег, сидим там на пляже, смотрим — дымит. И вроде бы как даже у нас. Собрались быстро, пошли назад, а она горит. Прям вот совсем горит, пожарные машины рядом, пламя высоченное. Помню запах очень химический — вероятно, там в сараях какое-то спасательное оборудование лежало, и оно сгорело. От жара в квартирах со стороны реки окна полопались, у нас тоже треснуло. Приходили потом какие-то дяди, меняли. А спасательная станция так и стояла обгорелым остовом много лет. В ней бомжи жили, в нее люди справляли малую нужду на 9 Мая после салюта, а иногда она опять загоралась. В итоге ее снесли экскаватором, пригнали каких-то курсантов (вероятно, из военного училища), те перебросали кирпичи в грузовик и уехали. Потом на этом месте построили ресторан «Сенкевич».

Наталья Семёнова, журналистка

— Я училась в старших классах, когда начала слушать рок. В школе у нас сложилась клевая компания — ребята из разных классов, но с общими интересами. Мы встречались на большой перемене, обменивались кассетами и впечатлениями от рок-концертов, фестивалей (тогда в Омске проходили «БезДна» и «ЖиРок»), писали друг другу записки. Нас называли неформалами. Своих мы узнавали и в городе по драным джинсам, куче значков и фенечек, длинным распущенным волосам — и у девчонок, и у парней. И к такому человеку запросто можно было подойти и заговорить, и чаще всего оказывалось, что у нас есть общие знакомые или мы любим одни и те же песни. Общегородская тусовка была на площади Ленина. Говорили просто «Площадь», и всем было понятно какая. Типа: «Будешь завтра на Площади?» В парке Победы в 90-е начали собираться толкинисты. Там я тоже бывала. Жизнь иногда омрачали стычки с гопниками. Но лично у меня таких моментов было не особо много, к счастью. Это неправда, что все неформалы были наркоманы и придурки. Некоторые мои знакомые из тех времен занимают сейчас руководящие посты. Кто в науке реализовался, кто в творчестве, у кого-то бизнес. Забавно бывает встретить солидную даму на какой-нибудь презентации и вспомнить, как она девчонкой бегала с деревянным мечом. Не так уж давно всё это было.