«Телу больно, а душе обидно»: как поддержать людей с онкологией (на примере шести реальных историй)

По статистике, каждый 37-й житель Омской области болен раком. Журналист Елена Ярмизина решила рассказать истории шести омичек, которые столкнулись с онкозаболеваниями. В том, какой поддержки ждут онкопациенты, как помогать правильно, если ты — близкий, друг или коллега человека, у которого рак, помогла разобраться сертифицированный онкопсихолог Инесса Шереметова.

Устал ухаживать

Когда Наталья рассказала сыну-подростку о своей болезни, он заплакал. А потом, уже когда она долго и тяжело лечилась, как-то сказал: «Мам, уверен, что ты поправишься. Должна была бы умереть — еще тогда, вместе с папой, тебя на небо забрали».

Первый муж 40-летней Натальи Тимоновой погиб в аварии, в которую попали всей семьей 15 лет назад. Второй — гражданский, с которым прожила пять лет, ушел, потому что не смог жить с женщиной, больной раком.

Наталья болела сложно. Онкология — рак шейки матки. После первой химии — рецидив: метастазы пошли в печень, в легкие, в лимфоузлы. Каждый этап лечения приносил новое серьезное осложнение: перфорация тонкой кишки, язва, ректовагинальный свищ. Наталье поставили колостому и нефростому. Чтобы сохранить пациентке жизнь, врачи вывели на поверхность передней брюшной стенки толстую кишку (колостома), через искусственное отверстие теперь опустошается кишечник. Также установили катетер, который отводит наружу мочу из почечной лоханки (нефростома). К стомам прикрепляют специальные мешки: мочеприемник и калоприемник, за которыми человек ухаживает самостоятельно. Год Наталья провела на больничном, а потом уволилась с работы: лечение казалось бесконечным.

Гражданский муж говорил Наталье: «Жаль, что мы не можем поехать в лес. Жаль, что не можем поехать на рыбалку и за грибами. Жаль отпуска: хочется плавать в море, а не в ванне».

— Тоже люблю грибы, рыбалку, тоже мечтаю о море, но помилуй, я пять дней как после операции… Хотелось кричать: я ведь не виновата в том, что заболела! Когда дома нет поддержки, это очень тяжело, — Наталья вспоминает, что обстановка дома становилась всё хуже. Начались вопросы про оплату лекарств. Мужчина настойчиво спрашивал, не собирается ли Наталья выходить на работу. В конце концов он сказал: «Я устал за тобой ухаживать». Наталья собрала ему вещи, и он ушел. Как-то заезжал «узнать, как дела», а заодно сообщил, что у него новая женщина.

— Телу было больно и душе было больно. Телу стало проще, а душе пока не до конца. Надеюсь, что обида, которая еще никогда и никому не помогала, пройдет окончательно, — Наталья, у которой впереди очередной курс химии, говорит, что несмотря на болезнь, ее жизнь стала «чище», а вокруг остались только те, кто ее действительно любит. Огромную поддержку дают сестры, родители, сын. За два года она привыкла к стомам, хотя первое время они пугали и Наталья их старательно «приручала»: старалась привязать, спрятать, не дай бог кто увидит.

— А сейчас мы с ними дружно живем и они не подводят. Часто хожу в театр, в кафе, на мероприятия — и всё прекрасно. Осталось лишь окончательно простить предательство — впереди еще один курс химии, а лечиться лучше без обид.

Рак до сих пор остается табуированной темой в нашем обществе, «болезнью, о которой не говорят». При этом, по данным омского Министерства здравоохранения за 2021 год, более 51 тысячи человек в Омской области живут с онкологическими диагнозами. Это означает, что каждый 37-й житель Омской области болен раком. Женщин и мужчин среди пациентов примерно поровну. По статистике, 80% из них нуждаются в психологической помощи. Но к психологам онкобольные обращаются редко: основной поддержки всё-таки ждут от близких, родственников, друзей.

— Реакция на известие о том, что близкий человек заболел, может быть самой разной, — говорит омский онкопсихолог Инесса Шереметова, которая работает с онкопациентами и их родственниками более восьми лет. — Моя практика показывает, что 30 процентов уходят от заболевшего партнера, из семьи. Это редко происходит на начальном этапе, когда человеку ставят диагноз. Тогда близкому всё же стремятся помочь. Но вот когда случается кризис, когда возникают побочные эффекты или лечение продлевается на неопределенный срок, часто в паре происходит раскол. Связь между людьми была не настолько крепкой, и испытание усугубляет ситуацию. Это серьезный труд всех членов семьи. Родственники испытывают не меньший стресс, они проживают всё то же, только без диагноза.

Психолог уверена: право на выбор имеет каждый.

— Не все готовы быть героями. Уход партнера или супруга мы воспринимаем как малодушие, несознательность, предательство. Но тогда никто не в выигрыше: один остается с обидами и обвинениями, другой — с чувством вины. Если нет сил, нет возможностей, нет ресурсов быть с рядом с больным человеком, нужно объяснить это, сказать: «Я не готов(а)», признаться в этом и себе, и другому. Откровенный разговор может минимизировать негативные последствия и шлейф, который тянется за подобным решением. Честность заслуживает уважения.

Но всё же, по личной статистике омского онкопсихолога, около 40% семей болезнь сплачивает, отношения между супругами даже улучшаются.

Внешние раздражители

26-летняя Маргарита Ровенская говорит, что муж — «подарок за всё, что вытерпела»: поставленный в 20 лет диагноз лимфома Ходжкина, двенадцать химий, операции, рецидив спустя год, новые очень жесткие химии, которые не помогали, изнуряющее ожидание и, наконец, трансплантация костного мозга.

— Почему-то пахло томатом с чесноком, — Маргарита вспоминает момент, когда четыре года назад ей через капельницу начали вводить костный мозг. Восстановление шло сложно: острые повсеместные боли, язвы во рту, бесконечные рвоты с желчью и кровью, ежесуточная диарея. Но со временем организм адаптировался. Маргариту выписали, она собрала вещи и вернулась из Петербурга, где жила и до болезни работала, в родной Омск.

Молодой человек Маргариты, с которым она делила квартиру, когда заболела и проходила первые курсы химии, обеспечивал ее и покупал ей лекарства. Но спустя несколько месяцев начал пропадать на работе.

— Не отвечал на звонки, врал. Когда во время курса химии я начала лысеть, он начал мне изменять. В один момент его связь с другой женщиной стала для меня очевидной, — Маргарита до сих пор плачет, когда говорит об этом. — Мне некуда было идти: в тот период я не работала, каждые две недели по три часа лежала под капельницей.

С будущим мужем она познакомилась на сайте знакомств. В первый же день сказала ему: «Я после онкологии. Лысая. Не знаю, будут ли рецидивы». Он ответил: «Ну и ладно. Ничего страшного».

К свадьбе волосы отросли. Пара поженилась спустя четыре года. Никого не стали звать, устроили праздник для двоих.

— После регистрации прогулялись по парку, вечером пошли в ресторан, заказали всяких вкусностей, а на следующий день полетели в Дагестан в свадебное путешествие. Там в горах невероятно круто. Лет через пять повторим, — Маргарита говорит, что с мужем ей спокойно, а его уважение и внимание она чувствует каждый день. Молодая женщина уже четыре года в ремиссии, и в ее семье не делают никакого акцента на болезни. Шрам после операции она закрыла татуировкой с портретом своей умершей собаки.

Когда из-за курса препаратов она набрала вес и переживала, муж сказал: принимай свое тело, оно очень красивое.

Онкология часто меняет внешность. Химия лишает волос, гормоны провоцируют зверский аппетит, у человека появляется лишний вес. Как говорить с онкопациентами о внешности?

— Попросить: пожалуйста, скажи, как мне реагировать на то, что меняется твоя внешность, — советует онкопсихолог Инесса Шереметова. — Это облегчит вам жизнь. Потому что всем нужно разное. Кому-то надо слышать, что ему очень идет этот платок или что этот парик к лицу. Сама я в свое время (10 лет назад Инесса сама столкнулась с онкологическим диагнозом, но уже несколько лет она в ремиссии. — Прим. ред.) принимала комплименты: «Тебе так идет такая прическа, можешь потом выбрать такую же». А однажды меня обидели тем, что упрекнули: «Хватит есть печенюшки, и так уже вон...» Кто-то хочет обходить эту тему стороной: «Не говорите мне ничего!» Внешность — сложная тема, и это частый повод для прихода к психологу. Любая фраза даже самых близких людей может восприниматься как укор, издевка, намек, и тогда, пожалуй, стоит обсудить это со специалистом. Тут, скорее, речь идет уже не просто о внешности, а о том, что человек не принимает болезнь и себя в новом состоянии.

— До последнего по-детски мне хотелось сохранить волосы, — говорит Елена Геталова. Для 35-летней Лены именно волосы всегда были воплощением красоты, женственности, сексуальности: «Казалось, потерять волосы очень страшно, ведь в них моя женская сила. И вот помню: еду в машине, поправляю на голове солнечные очки, вижу в ладони три волосинки. И понимаю: процесс пошел».

До болезни, операции и химии (ей диагностировали рак молочной железы) Елена носила прическу ниже лопаток, после подстриглась под каре, потом еще короче, но сохранить волосы не удалось. Мама побрила ее, муж дочистил затылок бритвой до гладкости. В тот момент, признаётся Лена, она почувствовала облегчение.

О болезни знали самые близкие родственники и несколько друзей, и все они включились в процесс: поддерживали, помогали. Свой ежик Лена прятала под париком, пока хороший друг как-то не пригласил ее в компанию за город. Он сказал: «Приезжай, пожалуйста, без парика».

— А там мужская компания, ну как? Я не могу. Приехала, помню, сняла шапку, чтобы «переодеться», достала из сумки парик. Мой друг настолько искренне воскликнул: «Ну я же просил!» — и столько эмоций было в его голосе, что я оставила парик в машине. И больше его не надевала. Комплекс ушел. Освободилась.

После диагноза Лена ужасно переживала, что ей полностью удалят грудь: «Просила хирурга оставить мне кожу, спрашивала, можно ли сразу сделать реконструкцию. Мне ничего не отвечали. Всё должно было решиться во время самой операции: «Будем убирать до чистых тканей». Она пообещала себе, что если останется своя грудь, она ничего не будет с ней делать. Грудь оставили.

— Был ужасный шрам. Мама плакала, когда видела. Я не раздевалась перед мужем: всегда, днем и ночью, — в футболке. Он просто ждал, когда пройдет время, когда я буду готова. Однажды сказал: «Ну всё, хватит, что за бред…» Я сняла футболку, и мне стало легче.

Сегодня Лена спокойно плавает в бассейне, моется в общей душевой без стеснения. Ее мама перестала плакать.

— Если вы родственник онкологического больного, плакать и честно говорить о своих эмоциях можно и даже нужно, но не слишком много, чтобы не взваливать на близкого груз собственных переживаний, — советует онкопсихолог Инесса Шереметова. — Не обязательно постоянно изображать позитив и убеждать, что всё будет хорошо. «Мне страшно», «я переживаю» — не слова-табу для родственников. Очень важно говорить то, что чувствуешь: так мы снимаем с себя тяжесть, освобождаем ресурсы для того, чтобы помогать дальше.

Друг — другу

Очень часто онкопациенты ждут поддержки от друзей, но не получают нужной: те попросту не знают, чего от них ожидают и как себя вести. Когда 47-летней Наталье Сарафановой объявили об онкологическом диагнозе, она замкнулась, ушла в себя и чувствовала, что с проблемой осталась один на один. Когда удалили грудь, не могла ходить по улице: ей казалось, что все на нее смотрят, видят, что она «не такая», что у нее протез, что ее обсуждают за спиной, показывают пальцем. Болезненно воспринимала она и то, что некоторые подруги куда-то исчезли — словно испарились.

— Мне казалось, они от меня отвернулись, потому что считают прокаженной, боятся заразиться моим несчастьем. Со временем начала думать, что люди просто не знали, как меня поддержать, и поэтому решили самоустраниться. А всего-то и нужно было, что просто прийти. Поговорить. Не о болезни, нет: жалость не нужна! Поговорить о детях, о кулинарии, о новом рецепте торта, о новой постановке в драмтеатре — как раньше, ничего особенного. Посмеяться. Пройтись вместе по улице, погулять. Просто побыть рядом.

— Игнорировать человека с болезнью — пожалуй, худшее, что можно сделать, — говорит психолог Инесса Шереметова. — Многие онкологические больные чувствуют себя одинокими. Напишите хотя бы небольшое сообщение в мессенджерах, позвоните — этим вы лишний раз напомните, что не забыли о человеке, поддерживаете его. Еще лучше, если есть возможность регулярного живого общения. Покажите, что вы рядом и в ваших отношениях ничего не изменилось. Слова нужны не всегда. Иногда достаточно просто находиться рядом, слушать, если это необходимо, помогать делом.

Онкопсихолог советует не стесняться предлагать помощь с делами по дому, походами в магазин, уходом за домашними животными. Но не быть при этом слишком навязчивым: «С какими-то задачами онкологический больной успешно справляется сам. Если ему не дают ничего делать, это усиливает ощущение беспомощности и зависимости от окружающих. Человек должен жить полноценной самостоятельной жизнью, насколько это возможно. И в этом ему тоже нужно помогать. Формула такова: «Я хочу предложить тебе помощь. Что я могу для тебя сделать? У меня есть возможность делать то и то в такие дни. Имей в виду!»

— Не надо бросаться обещаниями: «Сделаю всё возможное!» Нет. Сделаю то, что в моих силах. Далеко не во всех случаях нужно доставать препараты, искать врачей за границей. Мы забываем, что поддержка и в том, чтобы сходить с человеком в поликлинику или подождать его на улице, пока он общается с врачом.

Именно такая поддержка оказалась необходима 42-летней Татьяне Евдокимовой. Диагноз Татьяна получила благодаря своему характеру и настойчивости: она больше года носилась по врачам и сама говорила им: «Что-то не так, у меня слабость, сонливость, мало энергии. Ищите!»

— Услышав диагноз, я охренела. Нет, я бы сказала тут другое слово, но мы же культурные люди. Метастазы пошли в кости черепа. И вот тогда я охренела во второй раз.

Ее форма рака («моя зараза») нуждается в пожизненном лечении. Каждый 21 день и до конца жизни — поддерживающая терапия в виде внутривенных вливаний. Жалости Татьяна не терпит. Она много лет руководит полиграфической фирмой, у нее в коллективе — 20 человек. Сотрудникам сразу сказала: мне ваши жалостливо-тоскливые глаза не нужны. Чтобы соплей и слюней не видела! А после первой химии открыла в городе третий филиал. Она говорит: «Вокруг меня в палате плакали женщины, а я выбирала помещение для нового офиса. Это не хвастовство, у всех свои защитные реакции».

— Повод ли онкология для слез? На пятиминутку — да. Мы все пациенты одной палаты. И если тебе вырезают фигню за двадцать минут, а ты устраиваешь истерику на три часа, рыдаешь мужу по телефону, рыдаешь врачам, рыдаешь нам, соседкам, я против. Могу и отчитать. Если ты попала с плевым диагнозом, рыдай так, чтобы мы не видели. Потому что ты завтра уйдешь домой, а мы останемся. С тем настроем, что ты нам подарила. Будьте добры, держите свои эмоции там, где они не вредят другим. Касается всех!

И от семьи, говорит она, ей жалости не надо: «Привезти. Увезти. Помочь. Сделать. Когда надо, укрыть крыльями. Вот та поддержка, что нужна». А для того, чтобы поддержать саму себя, после того, как прошла через несколько операций и сложный курс лечения, Татьяна пошла учиться отбивать ритм барабанными палочками: «Был выбор: или сбрендить окончательно, или пойти дубасить на барабанах. Барабаны переключают внимание из проблем в решение. Это очень полезно и помогает упорядочивать хаос».

В тишине

По словам онкопсихолога Инессы Шереметовой, на первых порах человек довольно часто стремится скрыть от близких свой диагноз. Он не желает становиться обузой, не хочет, чтобы его жалели, боится, что отношение к нему изменится.

— Мы имеем дело с целым клубком внутреннего недоверия: близким, миру, самому себе, — рассказывает Инесса. — Он состоит из реальных и надуманных («меня уволят», «меня бросят») страхов. Страдают от этого все. Да, мы уважаем любой выбор. И если человек принимает решение промолчать, и в этом его сила и стойкость, то пусть молчит. Но чтобы не заметить рядом с собой онкологического больного, надо быть слепым, глухим и равнодушным.

Муж 46-летней Натальи Трушковой заметил, что с женой что-то не так. И когда она на несколько дней «уехала в путешествие», подумал, что супруга ему изменяет.

— Поначалу я никому не говорила о диагнозе: так мне было проще, — объясняет Наталья. — Планировала скрыть от всех: от мужа, детей, родных. Не хотела доставлять неприятностей своим близким. Я верующая, и когда нужно было идти на операцию, придумала легенду, что поехала в тур по монастырям. Возвращаюсь после операции домой, а супруг косится, злится, молчит. Говорю: «Да всё не так, как ты думаешь». А он не верит. Тогда расстегнула рубашку, отодвинула вот так: на, смотри. Он сел на стул, уставился в одну точку. Больше часа — один на один со своими мыслями и с абсолютно каменным лицом. А потом дал волю чувствам: «Лучше было бы правдой то, о чем я думал».

По профессии Наталья Трушкова — следователь. По званию — старший лейтенант. После переезда из Казахстана в Омск не смогла устроиться работать по специальности и начала искать то, что станет новым делом ее жизни. А параллельно пекла торты. В один прекрасный момент семья — у Натальи муж и трое детей — попросила пощады: мы столько не съедим! И она начала делать торты на заказ.

К своему здоровью Наталья всегда относилась не менее щепетильно, чем к рецептам бисквитов. В 2019 году как человек ответственный проходила маммографию. В тот момент планировала сделать подтяжку груди, но после диагноза пришлось сменить мечту о красоте на насущные заботы о здоровье.

«Убрать и забыть», — сказали врачи. Грудь убрали полностью. Химиотерапии не было, ей не удаляли лимфоузлы, рак не дал метастазов. Наталья не представляла себя без груди, потому ей разрешили сразу сделать реконструкцию: одномоментно вставили расширитель.

— Всё, что при вводных «рак груди» могло случиться хорошего, всё это и произошло, — говорит она.

Ее мама до сих пор не знает, что после этого у Натальи обнаружилось и второе заболевание: хронический лимфолейкоз. Но когда подтвердился лейкоз, от мужа она уже ничего скрывать не стала. И не пожалела об этом.

— Муж — а мы с ним знакомы со школьной скамьи — человек брутальный, без особых сантиментов. Но в острый период болезни он меня поразил. Когда началась пандемия и больницы закрыли, он каждый день приезжал, просил подойти к окну. Так, глядя друг на друга, мы часами разговаривали по телефону. Иначе он не хотел: только видеть. И потом он со мной был везде, где только нужно. Сейчас лучше меня знает, что можно, что нельзя. Как защищаться от солнца, как себя беречь, что носить в жару, что делать, когда плохо.

Как вести себя близкому, если он подозревает, что от него скрывают диагноз? Онкопсихолог предлагает попробовать поговорить, но без «наездов», обвинений, поисков фактов и их подтверждения. Скорее, это доверительная беседа по принципу: «Мне кажется, что-то происходит. Мне тяжело, потому что я не понимаю, что именно. Если ты сможешь мне объяснить, мне станет легче и я, вероятно, смогу помочь и тебе».

Те, кто понимает

Онкологические больные, узнавшие о диагнозе, часто не говорят об этом близким, отказываются от помощи, отказываются от лечения, запрещают себя жалеть, стесняются болезни, зацикливаются на ней, занимают позицию жертвы и не позволяют себе ничего или же, напротив, разрешают себе всё, о чём мечтали всю жизнь. Общее тут одно: они не ведут себя так, как вы хотите и как вы от них ожидаете.

— Единого чек-листа нет: всем нужна разная поддержка. Но она нужна обязательно, — говорит Инесса Шереметова. — Протоколы лечения онкологии едины, но врачи обязательно собираются на консилиум, потому что каждый случай индивидуален. То же и в психологии. Один диагноз — разные психологические методики, потому что каждый человек находится в разной точке принятия заболевания. Важно знать, что всё, что чувствует человек в этой ситуации, будь он пациентом или родственником, — это нормально. Нет ничего запретного или «неправильного». Хлопать дверьми, замыкаться в себе, плакать, смеяться, шутить — всё это нормально. Разрешайте себе любые проявления эмоций и разрешайте себе говорить об этом.

В Омске четыре сертифицированных онкопсихолога. Двое из них ведут прием в онкодиспансере, двое — сотрудники благотворительного фонда «Обнимая небо». Инесса Шереметова сотрудничает с фондом. Она дипломированный клинический психолог, работающий именно с онкопациентами: дополнительное обучение проходила в Москве, в службе помощи онкологическим больным «Ясное утро».

В Омске онкопациентов принимают и обычные психологи, «и, на мой взгляд, когда очень плохо, лучше прийти к любому психологу, чем не прийти вообще», — говорит Инесса. При этом она подчеркивает, что некоторые психоэмоциональные реакции онкопациентов вызваны именно химиотерапией, лучевой терапией и другими видами лечения, и причины их кроются на физиологическом уровне. Об этом, в отличие от онкопсихолога, обычный специалист не знает и ищет «поломки» в других местах.

Три первые встречи с онкопсихологом благотворительный фонд предлагает бесплатно. Порой этого достаточно.

— Моя задача не «подсадить» на общение с психологом, а выработать навык и дать человеку новую стратегию: быть в лечении и жить с диагнозом, — объясняет Инесса. — В работе мы всегда идем к принятию болезни, к растождествлению с ней, помогаем понять, чем так ненавистная многим из нас «жалость» отличается от внимания и заботы.

До последнего времени психологи отмечали, что в беседе с онкологическими больными часто употребляют совершенно бесполезные фразы. «Я прекрасно понимаю, каково тебе» — нет, на самом деле не понимаете. «У моего знакомого тоже был рак» — что с того, сейчас больному гораздо актуальнее свои переживания. «Я уверен, что у тебя всё будет хорошо» — обычно в таких фразах часто чувствуется фальшь. «Держись, не переживай» — легко говорить, когда у вас нет такого диагноза.

— Сейчас мы рассуждаем несколько иначе, — говорит Инесса Шереметова. — Да, слова важны, но лучше говорить и ошибаться, чем молчать. Лучше сказать, что всё будет хорошо, чем проигнорировать. Всегда можно сказать: «Если я тебя обидел(а), скажи мне об этом, но я говорю искренне и от чистого сердца. И если тебя это раздражает, скажи мне об этом тоже».

«Это говорить надо, это не надо…»: жесткие табу на те или иные слова поддержки устарели, говорит онкопсихолог. Ведь кому-то нужно именно это: слышать, что «всё будет хорошо».

— Это ваш близкий, ваш родственник, ваш друг. Вам лучше, чем кому-либо, видно, что человек хочет слышать. И если и говорить об универсальных советах, то всегда можно сказать, что вы рядом, готовы помочь, выслушать, что вы думаете и переживаете о нём.

Если человек категорически отказывается от помощи и лечения, психолог советует не начинать «учить его жить», не командовать, не манипулировать: «ты не имеешь права умирать», «подумай о нас».

— Надо понять, почему человек принял именно такое решение, — говорит Инесса. — Как правило, на консультациях в этом случае часто звучит одинаковое: «не хочу быть обузой», «чтобы вылечиться, нужно продать квартиру», «семья останется без ничего, а я всё равно умру». То, что онкология — это всегда большие деньги, остается одним из самых ярких мифов. Низкий уровень информированности о раке, о возможностях лечения и перспективах дальнейшей жизни поражает. Некоторые мои пациенты, едва узнав диагноз, буквально сразу отправлялись в ритуальный салон.

Тем не менее иногда решение «не лечиться» — осознанный выбор: не из страха, а из желания прожить период жизни спокойно и так, как хочется. Принять этот выбор родственникам не всегда просто, и тут тоже на помощь приходит онкопсихолог.

Психолог всегда оставляет пациенту возможность выбора: может рассказать о всех вариантах и последствиях решений, но не берет на себя ответственность за поступки пациента. Такого же правила придерживаются и равные консультанты фонда «Обнимая небо». Сегодня в Омске поддержку людям, которые столкнулись с диагнозом и нуждаются в помощи, готовы оказать 14 женщин, которые сами имеют успешный опыт борьбы с онкологическим заболеванием. За поддержкой к ним обращаются не только люди с онкодиагнозами, но и их близкие: каждый пятый запрос на консультацию поступает от родственников пациентов, которые также переживают все стадии принятия диагноза.

Одной из «равных» после выхода в ремиссию стала Елена Геталова. А Наталья Сарафанова перестала оглядываться по сторонам в страхе наткнуться на чужой осуждающий взгляд благодаря омскому клубу «Победители онкозаболеваний». Сообществу три года, оно объединяет около 200 человек. Люди здесь не столько говорят о болезни, сколько вместе проводят досуг: занимаются лечебной физкультурой, участвуют в творческих мастер-классах, ходят в кино, в театр и даже в маленькие речные круизы по Иртышу.

Месяц назад благотворительный фонд запустил лекторий для онкопациентов. Можно ли делать массаж после мастэктомии? Почему во время химиотерапии не стоит есть грейпфруты? Как правильно ухаживать за разными видами стом? На встречи приглашают хирургов, терапевтов, реабилитологов, массажистов: тех профессионалов, которые могут ответить на вопросы и сделать процесс восстановления после болезни более эффективным.

Расскажите об этих возможностях своим близким. Может быть, это та поддержка, которая им необходима прямо сейчас.