«Он умер, а я осталась с диагнозом»: история женщины за 50, которая заразилась ВИЧ от своего «позднего мужчины»

— Он был моим поздним мужчиной, — вздыхает Анна. — С мужем мы давно развелись, дети выросли, уехали в другой город, и мне просто стало скучно.

Мы сидим в частном доме в пригороде Челябинска, где на компьютерном столике для гостей заботливо накрыто угощение. Хозяйка — взрослая женщина, ей за 50. Два года назад она узнала о том, что больна ВИЧ.

— Я готовилась к операции по-женски, и мне назначили анализы. Когда пришла за результатами и направлением, врач сказала: «Я хочу вас расстроить, у вас ВИЧ». И, главное, маску надевает вторую, — вспоминает Анна. — Было лето 2020 года, пандемия ковида, но мне стало не по себе, казалось, что врач от меня пытается защититься. Я растерялась, спрашиваю: «Это что, я скоро умру?» Просто я до этого читала детектив, и там описывались события 90-х, когда терапии толком не было, сначала мужчина умер, потом женщина — описывалось, как она болела, все эти этапы. Всё это всплыло в памяти. Врач, правда, сразу успокоила: «Да вы что! Нет, конечно! Сейчас есть лечение, будете принимать, и у вас будет неопределяемая вирусная нагрузка». Я даже не знала тогда, что это такое. Мне так стало страшно, что я дар речи потеряла. Молча вышла из кабинета.

Единственный, кому в тот момент позвонила Анна, был ее бывший сожитель, которого она до сих пор по привычке называет «любимым человеком». Пара к тому времени уже не жила вместе, но Анна продолжала о нём заботиться.

— В тот момент он уже лежал в туберкулезном диспансере. Я ему позвонила и сказала про диагноз. Он говорит: «Сейчас я выйду, жди меня». Сбежал из больницы, мы встретились. Потом пошли в квартиру, вина взяли. Он пьет, молчит. Я реву, молчу. Меня просто трясло, — признается женщина. — Я говорю: «Так я же тебя, наверное, заразила, или ты меня — кто кого? И давно ли у меня это всё?» А потом думаю: «Может, это твоя работа? Я же только с тобой жила». Но он тогда так ничего и не сказал.

Уже позже Анна сопоставила факты, буквально за несколько месяцев до встречи со «своей поздней любовью» она тоже сдавала анализ на ВИЧ, и тогда всё было нормально. Впрочем, внешне всё было нормально и следующие три года совместной жизни.

Они познакомились в парикмахерской, где работала Анна. К тому моменту она уже полгода возвращалась с работы в дом, где хотелось просто выть от одиночества.

— К нам частенько заходили барыги — что-то продать. Так вот его друзья кофейный сервиз принесли — коричневый такой, красивый. 150 рублей — почти бесплатно, на бутылку не хватало, как я поняла. Спрашивают: «Хотите купить?» Я говорю: «Хочу», — а потом такая в шутку: «Зачем мне сервиз, мне вообще муж нужен». А они такие: «Олег, заходи, вот твоя жена». Посмеялись, а вечером они опять заходят, — рассказывает женщина.

Анна вспоминает: Олег был живым, активным, часто уезжал в командировки, говорил, что работает строителем. Правда, денег от гражданского супруга почти не видела, но особо от него ничего и не требовала. Потом узнала, что в прошлом он сидел за кражу, но, опять же, не придала этому серьезного значения, ведь человеком Олег был неплохим, с ним было легко. Так прошли три года. Когда романтике уступила место рутина, отношения стали разлаживаться.

— Мы то вместе, то не вместе. А потом, когда мы уже не жили, я узнала, что он болеет туберкулезом, — говорит Анна.

К тому моменту у Олега уже была запущенная форма туберкулеза, и он начал пропадать в больнице. Анна носила передачки, но общаться там разрешали только через стекло. В тот день, когда челябинка узнала о своем диагнозе, а Олег сбежал из стационара, она не думала о том, что рискует заразиться еще и туберкулезом, но случилось то, что случилось…

— В СПИД-центр я побежала на следующий же день [после того, как гинеколог озвучила диагноз], анализы сдала, прошла всех специалистов. Помню, в каждом кабинете меня успокаивают, а я даже разговаривать не могу, — говорит Анна. — Анализ на ВИЧ сдавала второй раз, он подтвердился, так что никаких сомнений уже не было. Когда я ложилась в больницу, на направлении написали: «ВИЧ-инфекция», отдаю его и думаю: «Будут про меня говорить, что я последний сорт». В палате вообще боялась разговаривать. Это потом уже узнала, что людям с ВИЧ просто в последнюю очередь делают операции.

Признаться детям Анна смогла не сразу.

— Детям я рассказала где-то через месяц, — говорит она. — Сначала сама это всё переварила, к психологу ходила в СПИД-центре. Скрывать было сложно. Они к тому времени уже вернулись в Челябинск. Я, например, на приеме, сын звонит, спрашивает: «Где ты? Я сейчас приеду, тебя заберу». Я говорила, что сама доберусь, врала, потом поняла, что больше так не могу. Позвала детей, посадила за стол и давай реветь. Они: «Что с тобой?» Говорю: «У меня ВИЧ». Они сразу: «Это Олег тебя?» Я сказала, что, кроме него, некому было, но попросила его не трогать, сказала: «У него туберкулез, он толком не лечится — скоро сам умрет».

После операции Анна уехала в санаторий, а когда вернулась, ей назначили терапию.

— Я сразу начала пить таблетки, пью их каждый день — в 9 утра и в 9 вечера, прямо ставлю себе будильник, чтобы не пропустить, — делится она.

Но через несколько месяцев женщину ждал новый сюрприз.

— Мне сделали флюорографию и диаскинтест — пошла аллергия, всё набухло. Направили к фтизиатру, но она сказала, что это аллергия. А в марте мне стало плохо на работе, начался кашель. Я позвонила Олегу, он говорит: «Срочно езжай к фтизиатру, вдруг у тебя, как у меня, потому что симптомы одинаковые».

Анну госпитализировали, позже анализы подтвердили туберкулезный плеврит.

— С тех пор лечусь еще от туберкулеза, он не опасный для окружающих, но я с апреля пью таблетки горстями. Первое время от них вообще сносило крышу, я по 19 таблеток глотала вместе с терапией от ВИЧ, — подсчитывает наша собеседница. — Мне было очень плохо, как будто тиски давят, и такое состояние, как будто с головой что-то не то, что-то лишнее было в голове, оно мне мешало. Просто хотелось лежать, сидеть, и всё. Месяца три, наверное, так было, пока привыкала. Я прямо тупеть стала. Мне, например, надо ехать на Северок, а я могла уехать на ЧМЗ. Потом уже стала себе список писать, куда ехать и что в каком порядке надо сделать, какие продукты домой купить.

Олега не стало в этом году.

— Он умер, а я осталась с этим диагнозом, — говорит Анна. — Ну я простила его, пусть спит уже в своем гробу, что теперь. Иногда злюсь, иногда вспоминаю, как мы с ним веселились. Но мужиков теперь ненавижу прямо. Если я раньше боялась остаться одна, теперь боюсь, чтобы кто-то был рядом. И, оказывается, не так уж плохо быть одной — никто не заразит, не надо ни с кем деньги делить, не надо ни на кого варить. Теперь я просто живу для себя. Продолжаю работать, потому что на работу мои диагнозы никак не влияют, и все деньги, которые я зарабатываю, только мои, могу покупать себе вещи хоть каждый месяц, летом первый раз накопила денег и поехала отдыхать на море.

Анна говорит, что сейчас чувствует себя хорошо, вирусная нагрузка у нее не определяется.

— Если раньше я не особо следила за своим здоровьем, теперь я всё про себя знаю, анализы в СПИД-центре сдаю каждые полгода — общий анализ крови и биохимию, — говорит она. — Таблетки выдают бесплатно сразу на три месяца, думаю, если так будут давать, можно и до старости дожить без изменений. А пожить еще хочется.

Недавно мы рассказывали о семье с двумя детьми, живущей с ВИЧ. Родители прошли все этапы — от отрицания до принятия — и теперь точно знают, что самое важное в жизни с вирусом.

Полина Родимкина заразилась ВИЧ от друга, который принимал наркотики, сейчас она — «равный консультант». Почитайте ее мнение о том, как меняется отношение в обществе к таким, как она, и почему победить ВИЧ реально.

А вот история еще одной челябинки, заразившейся ВИЧ от партнера и решившей рассказать о диагнозе пятилетней дочке, не дожидаясь, пока она подрастет.